Страшные истории про трамвай

Трамвай

Многие ли из вас, преодолевая расстояние между двумя населёнными пунктами, любовались при этом лесными и равнинными видами из окна трамвая? Да, да, не электрички, не автобуса, не машины, а именно трамвая.
Несмотря на крохотность городка, где я провёл своё детство — его население едва насчитывало пятнадцать тысяч жителей — в нём каким-то чудом сохранилась единственная трамвайная ветка.
Пронизывая весь город насквозь, она продолжала плестись сначала мимо редких, покосившихся дач, затем ныряла в лес, преодолевала луг длиной в пару километров и оканчивалась тупиком депо в соседнем поселении.
Каждое утро я тратил целый час на эту поездку. По началу, необходимость вставать раньше моих товарищей страшно расстраивала меня — получалось, что я был единственным кто не ходил в местную школу.
Но, возможно, не без помощи родителей, очень скоро я обнаружил сразу два преимущества своего положения. В такой ранний час ехали в основном одни взрослые на работу — значит, и я в полной мере мог считать себя большим парнем с серьёзными делами в другом городе. Это обстоятельство очень выгодно отличало меня от остальной малышни, которую не пускали без конвоя даже в соседний двор.
Переживаниями от радости, которую приносила вторая выгода междугороднего путешествия, я особо не делился со сверстниками, боясь стать жертвой насмешек. Я мог бесконечно любоваться весенними, зимними, осенними видами из окна трамвая, будто специально неспешного настолько, чтобы пассажир смог разглядеть каждую деталь восхитительного пейзажа.
Обычно, такие мелочи, как грязные разводы и трещины на стёклах, дребезжащих в рамах трамвая, мало отвлекали меня от происходящего за ними. Сами окна я принимался разглядывать лишь в том случае, когда зимой на них намерзали причудливые узоры, закрывая обзор, они одновременно становились самым интересными объектом для созерцания в убогом интерьере.
Но как-то раз, привычно глазея на деревца за окном, я почувствовал, как глаз будто «цепляется» за что-то, за какую-то назойливую и неуместную мелочь. Распознать причину, вызвавшую это ощущение оказалось нетрудно, достаточно было перевести внимание от видов на прозрачную преграду. На стекле, возле стоящего перед моим сидения, была трещина. Она расходилась лучами от небольшой, размером, может, с монетку в пять рублей, дырочки.
Отверстие было не слишком заметным, так как прилегало к резиновой прослойке, отделяющей стекло от рамы. С ним явно было что-то не так. Утро за окном было ясными, солнечным и золотистым — середина сентября. А в той самой дырочке мельтешило в такт размеренному ритму движения трамвая что-то мрачно-серое, совсем не похожее на цвета осеннего леса.
Будь я постарше, сразу бы сообразил — отверстие просто заткнули какой-то пробкой.
Но я был мал, а ум мой ещё был пытлив. Поэтому я дождался, когда сидение освободиться, переместился поближе к трещине и осторожно выглянул через неё наружу.
Всё верно — мы монотонно проносились мимо леса.
Сначала я даже разочаровался, словно зритель, которому фокусник обещал кролика, а показал пустую шляпу. Затем, отстранившись от окна, подивился причудливой игрой света. И лишь, когда напоследок глянул в трещину, меня настигло запоздалое понимание — лес был чёрно-белым.
Не смея сделать вздох, я осторожно просунул палец в отверстие на стекле и не увидел, как он появляется с обратной стороны. В вагоне мой палец был, а там за стеклом продолжала разворачиваться радующая глаз осенняя картина без каких-либо посторонних элементов. Я глупо испугался, что палец отрезало, и быстро отдернул руку.
Ещё раз сравнив обстановку НА стекле и ЗА стеклом, я в конец убедился — зрение меня не обманывает — изображение разнилось.
В детстве всё необычное воспринимается куда проще, не шокирует и довольно быстро становиться обыденным, вписываясь в общий шаблон. Естественно, утреннее происшествие стало главным событиям дня.
Сомнений не было — в трамвае вместо окон были экраны.
Остановок на пути из нашего города в соседний не было — значит весь путь лежал через… А через, что собственно? Мне удалось разглядеть лишь странные, словно сошедшие со старых чёрно-белых фото, цвета этой зоны.
С горящими глазами я делился открытием с друзьями в школе и дворовыми пацанами. За что быстро заслужил прозвище «Гонза». Родители тоже не проявили особого сочувствия к моей «выдумке».
Самое обидное, что у меня существовало очень мало возможностей убедить других в моей правоте: въезд на лесную территорию, начинавшуюся за дачами, был отгорожен высокой, метра в четыре, стеной с колючей проволокой и нагоняющими страх табличками «Осторожно! Высокое напряжение».
Раньше я никогда не задумывался, почему, если поломка или обесточивание приводили к вынужденной остановке, водитель трамвая никогда не открывала дверей салона для желающих проветриться. Теперь, во время очередной аварийной стоянки пытался разузнать о мире по ту сторону стекла хоть малость, которую можно было бы продемонстрировать другим и восстановить своё доброе имя.
Возможно, я зря сейчас завожу этот разговор — но мне это удалось. Я видел достаточно, чтобы не вспоминать этот эпизод моего детства лишь как плод разыгравшейся фантазии.
Трамвай встал на полпути до соседнего городка. Было утро, и вагон разве только не трещал по швам от спешащих на работе пассажиров. Никто не заметил ребёнка прижавшегося к окошку кабины водителя, заклеенному календарём с полуголой филиппинкой.
Плакат был старый, ободранный по краям, и открывал достаточно пространства для наблюдения.
Кудрявая очкастая тётя-водитель в оранжевом жилете, которую я специально внимательно разглядел сегодня, обязательно должна выйти наружу при любой поломке трамвая, а сделать это она сможет только открыв дверь.
Тут-то я и надеялся подглядеть. К сожалению, мой план провалился с треском — вагон постоял и тронулся дальше самостоятельно — в каморке с приборами не было ни дверей, ни водителя.

Последний трамвай

Однажды ночью я рассорился со своей девушкой и поехал к себе в общежитие. Успел проехаться в метро до закрытия. Прошел, ежась от холода двести метров до трамвайной остановки. Фонарь над нею не горел, людей не было. Я уже начал припоминать, ходят ли еще трамваи в это время, но приближающиеся грохот и скрип развеяли мои сомнения. Источник звука выехал из-за поворота и остановился, помедлив немного, раскрыл двери.
— Вы еще ездите? — спросил я у водителя, небритого мужчины в оранжевой спецовке. — Или уже в депо?
— Последний трамвай, — буркнул водитель, нетерпеливо постукивая пальцами по коленке. Я не стал дальше ему надоедать, облегченно вздохнул и прошел в абсолютно пустой салон. Почему-то лампы внутри изредка подмигивали, словно у трамвая тоже слипались глаза.
Я сел на одно из последних мест — мне всегда нравилось наблюдать за другими пассажирами. Как они одеты, о чем разговаривают, с какими лицами смотрят в окна, улыбаются ли, встретив взгляд своего отражения. Я вот всегда улыбался.
Трамвай загремел, набирая скорость. Несколько остановок он проехал, не останавливаясь — все равно там никого не было. На следующей остановился и впустил сутулого мужчину в черном плаще с поднятым воротником. Он закашлялся, заходя, и сел на одно из первых мест. Мне было его не разглядеть, и я включил плеер, чтобы не заснуть.
Через остановку вошли двое — молодой парнишка в грязной толстовке с натянутым капюшоном и пожилая женщина в багровом плаще. Очень красивая. Она, похоже, возвращалась из какого-то ресторана — на ней блестело золото, в руках была крохотная сумочка. И что она делает в трамвае, ей больше пошла бы дорогая машина, которую вел бы ее молодой ухажер…
Женщина села на одиночном сиденье в середине салона, парнишка приткнулся на двойном, пристроив рядом с собой объемистый рюкзак и отвернувшись к окну.
Трамвай снова тронулся. Я покосился в заднее окно — там убегали за поворот рельсы, подведенные светом фонарей и местами загораживаемые листвой деревьев. Вот их перебежала черная кошка, блеснув на свету белым кончиком хвоста.
На следующей остановке тоже никого не было, и трамвай уже собирался проехать мимо. Но из тени вдруг выступила бледная фигура, и он поспешно остановился и раскрыл двери. Я уже почти задремал, только покосился уже без интереса на вошедшего пассажира. И тут же вскочил:
— Девушка, что с вами?!
Она была вся мокрая, с ног до головы. И почти голая, завернутая только в банное полотенце. Уже этого было бы достаточно, чтобы удивиться, но…
Полотенце было в крови! Оно пропиталось чуть ли не насквозь, наполовину окрасившись в бледно-розовый цвет. И багровые пятна наверху, где полотенца касались руки… Руки тоже были все в крови.
— Надо вызвать скорую! — в два прыжка оказываюсь перед ней, хватаю за холодные руки. Действительно, на них ряд глубоких порезов, из которых уже вяло струится кровь. Смотрю в лицо девушки. Красивая какая. И бледная, как смерть. Только глаза, под которыми залегли темные круги, широко распахнуты, словно ее удивляет моя реакция. Боже! Да дело совсем плохо…
— Надо остановить кровь! Да помогите же мне, в конце концов! — кричу, оглядывая салон и немногих пассажиров. Но никто даже не шевелится. Трамвай невозмутимо набирает скорость, словно в салоне нет окровавленной девушки, готовой умереть в любой момент. Я нащупываю в кармане мобильный. Нет сети! Черт!
— У вас есть телефоны? Дайте мне телефон, кто-нибудь! — чуть ли не кричу. Я сплю? Этого просто не может быть! — Почему вы мне не поможете?!
Мужчина в плаще только еще больше сутулится, отворачивается. Паренек прижимает к себе рюкзак и прячет лицо в ладонях. Только женщина медленно встает, идет ко мне и берет меня за руку. Качает седой головой и говорит хриплым голосом, от которого у меня тоже вмиг начинает першить в горле:
— Мальчик, ты ей уже не поможешь. Да и нам тоже.
— О чём вы говорите? — запинаюсь, беспомощно перевожу взгляд с окровавленного полотенца на спокойное лицо женщины. Она медленно оттягивает воротник блузы:
— Мы все тут мертвы, — на ее шее отпечатки чьих-то пальцев, бордовые, почти черные. Так вот, почему она так хрипит… — Странно, что живой смог сесть на этот трамвай.
— Да, — слабым голосом отвечает мертвая девушка, вырывая руку из моих онемевших пальцев. — Очень странно.
Не зная, что думать, я поворачиваюсь к мужчине на переднем сиденье. Он горько улыбается и показывает дырку от пули на своей груди. Совсем маленькую, чуть обгоревшую спереди. Я понимаю, что его черный плащ сзади так блестит не из-за дизайнерской ткани. Его пропитала кровь. Мне становится плохо. Тянусь к кнопке на поручне, чтобы попросить водителя высадить меня. Женщина качает головой, садясь на свое место:
— Отсюда невозможно выйди, мальчик. Есть только одна остановка — конечная. Через эти двери тебя может пропустить только Проводник.
Слабо всхлипываю. На подгибающихся ногах иду к дальнему сиденью. Голова кружится, воздуха не хватает. Окровавленная девушка подбирает с пола две монетки, выпавшие, когда я схватил ее за руки, и садится на сиденье неподалеку. Я боюсь смотреть в ее сторону, а еще больше боюсь увидеть, что скрывается под капюшоном подростка. Мне почудилось, что там что-то маслянисто блестит. О Боже…
Трамвай снова останавливается. Заходит плачущая девушка в больничном халате, укачивая какой-то сверток. Ну конечно. Остановка «Роддом».
Меня трясло. Каждый раз, когда трамвай замедлялся, внутри все холодело — я боялся, что он остановится, и войдет кто-то настолько ужасный… ведь смерти бывают разные.
Нет, не надо думать об этом. И о том, что за «конечная остановка». Ну водитель, ну молодец! «Последний трамвай», говоришь? И не поспоришь, он действительно последний!
Несмотря на мои молитвы трамвай все же остановился. Новый пассажир о чем-то переговорил с водителем, провернул турникет и вошел в салон. Я не увидел причину его смерти. Да и не был он похож на мертвеца.
Высокий, в черном балахоне, седой мужчина. Бледные руки с тонкими пальцами. Ярко-голубые пронзительные глаза. Улыбка профессионального психотерапевта. Так вот ты какой, Проводник…
— Передаем за проезд! — говорит он громко глубоким голосом, каким священники служат обряды в церкви.
Пассажиры достают из карманов монетки — такие же, как те, что обронила девушка. Древние и помятые, местами позеленевшие монетки. Первым расплачивается мужчина с пулевым ранением. Он отдает деньги, говорит что-то с невеселой улыбкой. Проводник отвечает, улыбка пассажира становится уже искренней. Он послушно запрокидывает голову, и Проводник кладет монетки на его глаза.
Мужчина словно цепенеет. И Проводник переходит к следующему. Это женщина в багряном плаще. Ее спрашивают о чем-то, она хрипло смеется:
— Меня больше волнует встреча с первым мужем. А этого подонка я больше не увижу — в раю ему не место.
— Правильный настрой, — одобряет Проводник, кладя монетки на накрашенные веки. Женщина замирает, на губах ее довольная усмешка.
Следующая девушка с ребенком. Она рыдает в голос, когда Проводник кладет совсем крохотные монетки на веки младенца. Потом он что-то говорит, и девушка внезапно успокаивается. А потом и замирает, запрокинув голову, на веках медные кружочки, руки по-прежнему прижимают к груди сверток с ребенком.
Когда очередь доходит до мальчика, я зажмуриваюсь. Открыв спустя минуту глаза, вижу, что он уже оцепенел, а лицо его Проводник накрывает белым шелковым платком. Боже, спасибо…
Теперь очередь за девушкой в полотенце. Они о чем-то говорят, Проводник берет у нее одну монетку. Встречает мой удивленный взгляд и подмигивает:
— Это аванс.
Девушка подходит к дверям и жмет кнопку. Трамвай начинает замедляться. Теперь Проводник поворачивается ко мне. В трамвае мигает свет, все пассажиры, кроме двух, замерли с запрокинутыми головами. Мое сердце замедляется вместе с трамваем. Что же со мной будет…
— Ты у нас безбилетник, — говорит Проводник. — И, кажется, ошибся трамваем. Придется тебя высадить. Дойдешь пешком, нечего тебе пока делать на конечной.
— С-спасибо, — заикаюсь от радости. Меня отпускают!
Трамвай останавливается. Двери с шипением открываются, и мы с девушкой выходим. Она, едва ступив на землю, превращается в прозрачный силуэт, мягко светящийся в темноте, и секунду спустя растворяется в воздухе. Так вот, о каком «авансе» говорил Проводник! Она теперь призрак!
Оборачиваюсь, надеясь успеть поблагодарить своего спасителя. Но позади меня ничего нет. Только слышится медленно удаляющийся звук трамвая.
В ту ночь я добрался до дома пешком, а на следующее утро едва поверил в то, что все это не сон.
Пару лет спустя та поездка превратилась в смутное воспоминание. Еще позже вовсе забылась.
Но вот мне уже сорок восемь лет. Я уложил спать сыновей, поцеловал на ночь жену. Пошел к рабочему столу, надеясь, что смогу написать еще пару глав к новому роману. Но в тот вечер я так и не сел за компьютер.
На рабочем столе лежали монетки. Две потемневшие от времени монетки.
Я сижу в плетеном кресле во дворе. Здесь, в пригороде, трамваи не ходят. Но я слышу, как один из них приближается к моему дому.
Мой последний трамвай…
Источник

Трамвай

Я часто развлекаю друзей историей о том, как ежедневно до 11 лет ездил до школы в другой город. Нет, я никогда не был жителем Подмосковья, к счастью, дело в другом. Вся соль истории заключалась не в труднодоступности образовательного учреждения, а в способе передвижения.
Многие ли из вас, преодолевая расстояние между двумя населёнными пунктами, любовались при этом лесными и равнинными видами из окна трамвая? Да-да, не электрички, не автобуса, не машины, а именно трамвая.
Несмотря на крохотность городка, где я провёл своё детство — его население едва насчитывало пятнадцать тысяч жителей — в нём каким-то чудом сохранилась единственная трамвайная ветка. Пронизывая весь город насквозь, она продолжала плестись сначала мимо редких покосившихся дач, затем ныряла в лес, преодолевала луг длиной в пару километров и оканчивалась тупиком депо в соседнем поселении.
Каждое утро я тратил целый час на эту поездку. Поначалу необходимость вставать раньше моих товарищей страшно расстраивала меня — получалось, что я был единственным, кто не ходил в местную школу.
Но, возможно, не без помощи родителей, очень скоро я обнаружил сразу два преимущества своего положения. В такой ранний час ехали в основном одни взрослые на работу — значит, и я в полной мере мог считать себя большим парнем с серьёзными делами в другом городе. Это обстоятельство очень выгодно отличало меня от остальной малышни, которую не пускали без конвоя даже в соседний двор.
Переживаниями от радости, которую приносила вторая выгода междугороднего путешествия, я особо не делился со сверстниками, боясь стать жертвой насмешек. Я мог бесконечно любоваться весенними, зимними, осенними видами из окна трамвая, будто специально неспешного настолько, чтобы пассажир смог разглядеть каждую деталь восхитительного пейзажа.
Обычно такие мелочи, как грязные разводы и трещины на стёклах, дребезжащих в рамах трамвая, мало отвлекали меня от происходящего за ними. Сами окна я принимался разглядывать лишь в том случае, когда зимой на них намерзали причудливые узоры, закрывая обзор, они одновременно становились самым интересными объектом для созерцания в убогом интерьере.
Но как-то раз, привычно глазея на деревца за окном, я почувствовал, как глаз будто «цепляется» за что-то, за какую-то назойливую и неуместную мелочь. Распознать причину, вызвавшую это ощущение, оказалось нетрудно, достаточно было перевести внимание от видов на прозрачную преграду. На стекле, возле стоящего перед моим сидения, была трещина. Она расходилась лучами от небольшой, размером, может, с монетку в пять рублей, дырочки.
Отверстие было не слишком заметным, так как прилегало к резиновой прослойке, отделяющей стекло от рамы. С ним явно было что-то не так. Утро за окном было ясными, солнечным и золотистым — середина сентября. А в той самой дырочке мельтешило в такт размеренному ритму движения трамвая что-то мрачно-серое, совсем не похожее на цвета осеннего леса.
Будь я постарше, сразу бы сообразил — отверстие просто заткнули какой-то пробкой.
Но я был мал, а ум мой ещё был пытлив. Поэтому я дождался, когда сидение освободится, переместился поближе к трещине и осторожно выглянул через неё наружу.
Всё верно — мы монотонно проносились мимо леса.
Сначала я даже разочаровался, словно зритель, которому фокусник обещал кролика, а показал пустую шляпу. Затем, отстранившись от окна, подивился причудливой игре света. И лишь когда напоследок глянул в трещину, меня настигло запоздалое понимание — лес был чёрно-белым.
Не смея сделать вздох, я осторожно просунул палец в отверстие на стекле и не увидел, как он появляется с обратной стороны. В вагоне мой палец был, а там за стеклом продолжала разворачиваться радующая глаз осенняя картина без каких-либо посторонних элементов. Я глупо испугался, что палец отрезало, и быстро отдернул руку.
Ещё раз сравнив обстановку НА стекле и ЗА стеклом, я вконец убедился — зрение меня не обманывает — изображение разнилось.
В детстве всё необычное воспринимается куда проще, не шокирует и довольно быстро становится обыденным, вписываясь в общий шаблон. Естественно, утреннее происшествие стало главным событием дня.
Сомнений не было — в трамвае вместо окон были экраны.
Остановок на пути из нашего города в соседний не было — значит весь путь лежал через… А через что, собственно? Мне удалось разглядеть лишь странные, словно сошедшие со старых чёрно-белых фото, цвета этой зоны.
С горящими глазами я делился открытием с друзьями в школе и дворовыми пацанами. За что быстро заслужил прозвище «Гонза». Родители тоже не проявили особого сочувствия к моей «выдумке».
Самое обидное, что у меня существовало очень мало возможностей убедить других в моей правоте: въезд на лесную территорию, начинавшуюся за дачами, был отгорожен высокой, метра в четыре, стеной с колючей проволокой и нагоняющими страх табличками «Осторожно! Высокое напряжение».
Раньше я никогда не задумывался, почему, если поломка или обесточивание приводили к вынужденной остановке, водитель трамвая никогда не открывала дверей салона для желающих проветриться. Теперь во время очередной аварийной стоянки я пытался разузнать о мире по ту сторону стекла хоть малость, которую можно было бы продемонстрировать другим и восстановить своё доброе имя.
Возможно, я зря сейчас завожу этот разговор — но мне это удалось. Я видел достаточно, чтобы не вспоминать этот эпизод моего детства лишь как плод разыгравшейся фантазии.
Трамвай встал на полпути до соседнего городка. Было утро, и вагон разве только не трещал по швам от спешащих на работу пассажиров. Никто не заметил ребёнка, прижавшегося к окошку кабины водителя, заклеенному календарём с полуголой филиппинкой.
Плакат был старый, ободранный по краям и открывал достаточно пространства для наблюдения.
Кудрявая очкастая тётя-водитель в оранжевом жилете, которую я специально внимательно разглядел сегодня, обязательно должна выйти наружу при любой поломке трамвая, а сделать это она сможет только открыв дверь.
Тут-то я и надеялся подглядеть. К сожалению, мой план провалился с треском — вагон постоял и тронулся дальше самостоятельно — в каморке с приборами не было ни дверей, ни водителя.

Трамвай № 25

Мне очень страшно вспоминать эту историю. Она до сих пор наводит на меня страх. Сейчас я расскажу её вам, но мои руки трясутся, я до сих пор не понимаю, как выжила…
Я ехала на трамвае № 25, по-моему, с другого конца города. Путь был долгим, и я, утомлённая, уснула. Не знаю, сколько я спала, но проснулась оттого, что водитель объявлял: «Осторожно, двери закрываются». Я огляделась. В трамвае не было никого, кроме меня. Поняв, что пропустила свою остановку, я решила посмотреть в окно. Ужас охватил меня. Мы ехали через какой-то заброшенный город. Дома либо разваливались, и по их деревянной стене вниз бежала трещина, либо это были чёрные полусгнившие руины. Всё поросло крапивой, бурьяном, борщевиком и прочими сорняками. Но, судя по тому, что на балконах (непонятно как они ещё не обвалились) висели большие чёрные, простыни и слышалось унылое могильное пение, в этих домах всё-таки жили люди. Я побежала по салону к кабине водителя. Открыв дверь, я увидела маску, витающую в воздухе, и крутящийся руль. Переборов страх, я попросила остановить трамвай, опираясь на то, что пропустила свою остановку. Водитель улыбнулся, что-то нашёптывая, по его щеке прокатилась слеза. «Такая молодая…», – нашёптывал он. Я ничего не поняла, но просто выбежала из трамвая и побежала к первому попавшемуся дому. Дверь была наспех сколочена, без домофона, что доказывало древность этого дома. Я открыла дверь. Моему шоку не было предела: в ряд было штук 100 квартир… Я зашла сразу же в первую. На кресле качалке сидела заплаканная мама с мёртвым ребёнком на руках: “Беги. Сейчас же. Беги. Оно идёт”, – она обернулась. Она плакала кровью… Я со всей силы выбежала прочь из той злополучной квартиры.
Кое-как добежав до конца этого огромного коридора, я остановилась отдышаться. Оперевшись на стенку, я упала, так как там была дверь, за ней не было ничего, кроме ещё одной двери. Когда я наконец вышла на улицу, уже спускались сумерки. Трамвай всё так же стоял, и водитель-призрак пилил меня своим взглядом. Вдруг он неожиданно крикнул мне:
– Давай я отвезу тебя в город. В мёртвом городе оставаться на ночь нельзя.
– Мне нужно изучить всё, я здесь в первый раз, подождите немного.
– Мне уже нужно ехать в ДЕПО, я не могу долго ждать.
– Я заночую у кого-нибудь.
– Как знаешь.
И тот злополучный трамвай уехал. Из старых и страшных объявлений я узнала, что в этот город ходит только этот трамвай раз в 113 дней, и все, кто приезжают, по какой-то инерции остаются в самом новом доме, по их мнению. Утром их находят мёртвыми с вырезанными звездами глазами. На улице стало как-то жутко. Я побежала, ведь мне казалось, будто меня преследовали. На пути у меня возник как из-под земли новенький отель “Star Hotel”. Я вспомнила про объявление и решила зайти в другой дом, но, блин, как назло они все оказались закрытыми.
Мне просто пришлось идти в этот отель. Постояльцем этой жути оказалась лишь я…
Скоро 2 часть.)

Ночной трамвай

Трамвайные пути проходят через старый центр города по улице Фрунзе все время прямо. Потом под прямым углом поворачивают на Хлебную площадь и через 300-350 метров замыкаются в кольцо. Вдоль всего пути на протяжении нескольких кварталов стоят старые одно и двухэтажные дома. Никаких примыкающих трамвайных путей не имеется. Нам, студентам, тогда было по 19-20 лет. Мы засиделись далеко за полночь у приятеля, жившего на территории пожарной части, расположенной как раз на Хлебной площади. Как и положено было студентам в далекие советские годы, ни копейки лишней у нас не имелось, а до стипендии оставалось еще несколько дней, так что даже общались мы «на сухую», без выпивки. Слушали музыку, играли в карты. Потом втроем вышли на Хлебную площадь.
Стояла ранняя весна, на деревьях только-только пробивались почки, травка на газонах — не выше сантиметра. Хорошо освещенная площадь просматривалась полностью, а трамвайное кольцо — особенно. Кошка не могла проскочить незамеченной, что уж там говорить про трамваи. Да и какие трамваи в три часа ночи! Все они уже мирно спали в депо. На улице ни машин, ни прохожих — ни единой души. Жили мы все в разных частях старого города. Но для молодых ног — это тьфу, а не расстояние. Пошли пешком по улице прямо по трамвайным рельсам. Улица, стоит добавить, узкая, старинная. Дошли до поворота на улицу Фрунзе, завернули за угол, прошли еще половину квартала — наверное, метров 200. Вдруг сзади с площади, с кольца, раздался громкий стук трамвайных колес. Встречного трамвая, который бы на кольце развернулся и теперь возвращался, мы пропустить никак не могли. Ведь мы же все время шли вдоль путей!
Оборачиваемся, сходим с путей. Смотрим: из-за поворота с Хлебной площади вылетает одновагонный трамвай. На затемненной кабине табличка: «Маршрут N 2». Вагон пронесся мимо нас, обдав воздушной волной. Салон его был ярко освещен и практически пуст. Только на заднем сиденье сидела парочка средних лет. Мы видели их только со спины,поэтому лиц разобрать не успели. Это были довольно пышная блондинка с распущенными волосами, на плече у нее спал мужчина, видимо, нетрезвый. Его светло-серая шляпа съехала набекрень. И несется этот вагон так, как никогда трамваи в этом месте не ездили. Скорость огромная, его шатает, колеса грохочут, аж стекла в домиках трясутся. Конечно, мы обалдели, остановились, стали переспрашивать друг друга, уточнять детали увиденного, но так ничего и не поняли. Пошли дальше, прошли еще метров 300-350. И тут снова грохот колес, и снова мимо нас в том же направлении проносится трамвай N 2. Мы не верим своим глазам: опять на заднем сиденье та же парочка. Тот же самый до деталей вагон!
Прошло уже 45 лет, но мы до сих пор ломаем голову над этой загадкой. Может быть, это был трамвай из параллельного мира?
Автор – Александр Георгиевич Русаков, г. Самара.

Трамвай №18

Хорошим весенним днем в четверг я закончил пары сразу после обеда, и был очень мотивирован пораньше свинтить из университета. Жена с тёщей были в отпуске на морях, а тесть давно ждал меня в гости на душевный разговор. На юбилей мы подарили ему отменный самогонный аппарат, и вот, наконец, первый продукт, хреновуха, был готов к пробам.
На выходе меня зацепил коллега, и пришлось задержаться чуть дольше, чем мне хотелось бы, но все равно в 4 часа я уже был на остановке у Цирка и ловил маршрутку. Ехать до тестя по земле было долгонько, но в метро спускаться противно – я давно не люблю подземный транспорт, и лучше было полтора часа просидеть на солнце в пустой маршрутке, чем час толкаться в пусть и прохладном, но переполненном людьми вагоне метро.
Стоило мне устроиться в конце салона и включить музыку, как в мессенджере пришло сообщение весьма сплетнического характера от коллеги, с которым мы только-только попрощались. Конечно, обсудить, с кем именно из студенток пятого курса спит декан, было интересно, и я сам не заметил, как погрузился в типичный для двух старых друзей трёп – тупой, безжалостный и грязный. Благо, ситуация на дороге и настроение этому благоприятствовали – мы стали в пробке, и как я ожидал, протянемся достаточно долго.
Расслабленный майским солнцем, шутками друга и ожиданием скорого погружения в нирвану от стакана элитного домашнего самогона, я перестал смотреть в окно и замечать время, и не заметил, как пробка рассосалась так же быстро, как и возникла. Последний раз я поднимал голову и видел в две стороны забитый машинами проспект Победы напротив Святошино, а тут осмотрелся и осознал, что мы уже минут пятнадцать как проехали нужную мне остановку под мостом на Академгородке, и едем за город.
Я вскочил и подбежал к водителю:
– Ой, остановите, пожалуйста, я проехал! Где удобно.
Водитель покосился на меня, потом метнул странный взгляд на сверкающие алым цветом убогие электронные часы под зеркалом. Там светилось 17:47.
– Потом остановлю. Тут нет по требованию.
– Подождите, как это нет? – вскипел я. – Тут торговый центр через дорогу, я там всю жизнь выхожу, как в кино иду.
– Чёртово время, – сказал он себе под нос, кусая губы. – Нельзя останавливаться, нельзя выходить. Чёртово время.
– Что, простите? – переспросил я, потому что ничего не понял из его бормотания.
– Да не кипишуй ты, парень, пройдешься пять минут, – миролюбиво обронил водитель, будто сдерживая переживания. – Через остановку выпущу, две минутки.
Я очень не любил внезапной фамильярности. Для молодых преподавателей такое отношение особенно болезненно.
– В смысле, не кипишуй? За две минутки мы уже за чертой города будем. Останавливайте, я на встречу спешу…
Водитель резко дал по тормозам, не дожидаясь конца моей гневной тирады. Я почти влетел головой в поручень, но удержался. Дверь передо мной распахнулась, обдав жарким воздухом с улицы.
– Спасибо, так лучше, – сказал я, выпрыгивая из маршрутки.
Водитель посмотрел на меня через стекло, но не со злостью, как я того ожидал, а с чем-то вроде сожаления. Я подумал, что действительно был неправ, нашумев на деда – грубить мне он не собирался, просто не хотел правила нарушать, а я сам виноват, что провтыкал остановку. Но и хрен с ним, в принципе, я не самый вредный пассажир.
Маршрутка удалилась, напоследок выпустив пары дизеля, и я огляделся по сторонам. Местность возле торгового центра была вроде бы та же, что и обычно, только вот ни единой машины вокруг – ни на парковке, ни на дороге. Но в любом случае, чтоб вернуться, надо перейти дорогу, что я быстренько и сделал.
Дойдя до противоположной стороны, я увидел возле остановки маршрутки трамвайные рельсы. Это меня несказанно удивило – местная власть Киева десятилетиями уничтожала трамвайные маршруты в угоду частным перевозчикам на убогих скотовозках, именуемых маршрутками, а тут вдруг новые рельсы. Я готов был поклясться, что на Академгородке трамваев нет уже много лет…
Мои пустые размышления уже через десяток секунды прервал подходящий со стороны пригорода трамвай. Он был обклеен рекламой, шёл быстро – видимо, из новеньких составов. Над кабиной водителя (почему-то затонированной) светилась яркая надпись «18». Я хорошо знал, что восемнадцатый трамвай ходит с вокзала на Подол, и ему совершенно нечего делать в другом конце города, но в паре километров от меня ждали тесть, самогоночка и нарезанное тонкими ломтями сало – тот случай, когда между «шашечки или ехать» ты однозначно выбираешь второе. Мало ли – вдруг перебросили на новый маршрут, а лампочки не заменили.
Трамвай остановился. Никто из него не выходил, и я решительно запрыгнул внутрь. Раньше нужного мне квартала поворачивать ему было некуда, так что где-то поближе точно смогу выскочить.
Едва дверь закрылась и машина сдвинулась с места, как я почувствовал себя весьма странно. Все, абсолютно все пассажиры заполненного вагона смотрели на меня. Я понимаю, мой рассерженный и растрепанный вид взывал к вниманию, но к такого рода вниманию я был не приучен. На меня внимательно пялилась кондуктор в зелёной жилетке «Киевпастранса», уродливая смуглая старуха со свисающим как банан носом и баулом картошки, очень высокий старик в не по погоде тёплой меховой шапке, парень примерно моих лет с широкой улыбкой, маленькая сероглазая девочка в голубом платьице… да все пассажиры!
Трамвай быстро набирал ход, и я, шатаясь, подошёл к кондуктору и протянул ей денег без сдачи за билет. Она, не отрывая от меня глаз, оторвала от пачки кусок бумажки и протянула мне. Я машинально глянул на номер (счастливый попался – одни единицы), и проштамповал его в странном горизонтальном компостере, какие я видел раньше только в старых автобусах Вильнюса. Но талончик, вопреки ожиданиям, я извлёк не с дырками, а с какой-то металлической полоской посредине. Наверное, в связи с подорожанием усилили и меры контроля, решил я, и вгляделся в полоску, держась свободной рукой за поручень.
Посредине талончика было «впаяно» плоское тонкое бритвенное лезвие. Натурально, металлическое, с неровными краями – такое, как вставляли в старые бритвы. Я таким лезвием в школьные годы в тетрадках ошибки подтирал, чтоб оценку за исправления не снижали, и хорошо знал, как оно выглядит. Но долго находиться в состоянии шока мне не пришлось, потому что звякнул мессенджер, и одновременно я увидел пустое место возле самой двери, на которое почему-то никто не садился.
С удовольствием устроившись туда, я достал из кармана телефон и вступил с коллегой в полемику по поводу политики. Глупый, конечно, спор, но трамвай явно будет ехать не меньше получаса, с его-то скоростью, и уж теперь я остановку не пропущу. Спустя две реплики я повернул голову направо, чтоб осмотреться. И вскрикнул.
В пятнадцати сантиметрах от меня, на уровне глаз, я увидел белого, будто вымазанного сахарной пудрой мужика с выпученными глазами, обвисшими чёрными усами и бородкой, как у Фу Манчу в старом фильме. Он стоял, не держась за поручень, наклонившись ко мне в крайне неудобной позе – одетый в совершенно обыденные шмотки белолицый мужик со стеклянными глазами и уродливой чёрной растительностью на лице.
Я отшатнулся и посмотрел в противоположную сторону. Там сидел другой пассажир, грустно прячущий лицо в электронную книгу.
– Вы видели? – не удержавшись, спросил я достаточно громко. – На нас какой-то тип пялится.
Пассажир слева поднял на меня глаза, которые показались мне знакомыми.
– Да, видел, к сожалению, – ответил он медленным дребезжащим голосом, как у Хермеуса Моры в русской локализации Скайрима. – Я видел его не один день, и каждый раз то же самое. Это первый, но на нём многие уже срываются.
Я не понял ни единого слова из того, что он сказал, и уткнулся в телефон, где коллега пересказывал мне свежую историю из своей поездки в Одессу. Краем глаза я заметил, что белолицый мужик исчез, но убеждаться в этом не было желания.
– Скажите, а почему вы всё-таки сели в этот трамвай? Вы были совсем отчаянны? – продолжил мой сосед слева, откладывая книгу и поворачиваясь ко мне.
Не знаю, что меня к этому сподвигло – смешной дребезжащий голос собеседника, или то, что глядя на него я смогу не смотреть на местного «Фу Манчу» (наверняка какой-то городской сумасшедший просто), но я развернулся в полоборота к «читателю» и рассмотрел его.
Он был никакой. Из тех людей, которых ты не запоминаешь с первого раза, и даже со второго, и с третьего. Я знал одного похожего майора из спецслужб, которого научился опознавать только после пятой или шестой совместной пьянки…
– О, вы случайно, я понял, – огорчённо протянул «никакой» собеседник, не дождавшись от меня ответа на свой странный вопрос. – Тем грустнее. Ну, тянуть не будем, смысла нет…
– Кого тянуть? – поинтересовался я, хмурясь.
Это что, вагон умалишенных?
В эту секунду трамвай тряхнуло на рельсах. Я схватился руками за поручень перед собой, и было удержался, но нас еще раз тряхнуло, и я таки стукнулся обо что-то головой. Звон наполнил мою пустую башку, и я на секунду даже прикрыл глаза от боли, а когда раскрыл их, то решил, что уже мёртв.
Трамвай был почти пуст. Исчезла и усталая кондуктор в зелёном жилете, и потные работяги, и счастливые парочки. Более того, сидений в вагоне поубавилось, и пассажиры тех, что остались, меня не порадовали.
Через проход от меня справа, у окна сидел парень с совершенно белым лицом, как у уже замеченного мной «психа». Его огромные чёрные глаза были широко распахнуты, как и огромный беззубый чёрный рот, в глубине которого блестели гланды.
Прямо за ним, у того же окна, восседала старуха, уже без баула картошки. Теперь она была ещё ниже ростом, буквально ростом с комод, и шириной в плечах в метра полтора. На голове у страшной старухи был ярко-зелёный платок, а огромный бананоподобный нос свисал до нижней губы.
Напротив меня, по обратную сторону двери в трамвай, сидел дед в тёплой шапке. Только теперь я разглядел, что это чёрная овечья папаха. Дед был огромного роста – даже сидя на трамвайном месте, он доставал головой почти до самого потолка. Его лицо было начисто лишено волос. Он был в чёрном пиджаке, чёрной рубашке с красной вышивкой, оттопыренных синих галифе и гигантских грязных сапогах.
Через проход от деда в папахе, прямо за старухой, умостилась у окна сероглазая бледная девочка-блондинка лет десяти, с синим бантом и в белом платьице. Совершенно нормальная, улыбчивая девочка, локти которой были выгнуты в противоположную сторону, так что руки были согнуты к себе, а не от себя.
Все четверо образин, по которым я пробежался взглядом за несколько секунд, не моргая, смотрели на меня.
Я завизжал, как ошпаренный маслом, и подпрыгнул со своего места, пытаясь сделать шаг назад, но ощутил, как сильная рука слева дёрнула меня вниз за локоть, и затем такая же сильная рука влепила мне пощёчину, от которой в голове снова зазвенело.
Я обернулся в сторону агрессора, намереваясь не то плакать, не то кричать от обиды, и увидел озабоченность на лице моего соседа «майора». Он по-прежнему мёртвой хваткой вцепился в мой локоть, смотрел прямо на меня и говорил своим дребезжащим жутким голосом.
– Сядьте, Антон Владимирович, сядьте, и не делайте так больше. Сидите и слушайте меня. Я не буду Вас больше удерживать, но да смилуется над Вами Господь, если Вы ещё раз попытаетесь бежать.
Что здесь происходит, и почему Майор говорит штампами из голливудских фильмов?
– Какого чёрта тут творится? – заорал я. – Какого черта? Вы кто такие?
– У меня больше нет имени, и нет названия, – сообщил Майор. – Другие несчастные называли меня Проводником, Советником, Стражем, но Вы наверняка назовёте меня как-то по-своему. И наименование должно остаться тайным – это первое правило, которое нельзя нарушать. Не называйте вслух никаких имён.
Я обмяк и вжался в кресло. Повернул голову – пассажиры (или кто они?) всё ещё пялились на меня. Я заметил, что у бабки из-под нижней губы торчит отвратный длинный клык.
– Я буду говорить обо всём только единожды, Антон Владимирович, и при всём желании не смогу повторять правила, – продолжал Майор, и его голос становился всё более скрипучим и печальным. – Вы сели в трамвай номер восемнадцать в чёртово время. Правило второе – не оглядывайтесь. Поверьте, если Вас так напугали пассажиры, Вы уж тем более не хотите видеть лица нашего доброго водителя. Правило третье – не прикасайтесь ни к кому, кроме меня. Они не тронут Вас, пока Вы не тронете их. Правило четвёртое – не отвечайте на звонки. Вас будут искать, но не те, кому бы Вы разрешили себя найти. Правило пятое – на каждой остановке Вы должны пересаживаться. Свободных мест немного, но Вам нельзя находить на одном и том же больше чем остановку, иначе Вы никогда больше не сможете покинуть трамвай. Правило шестое – Вы не можете выйти до конечной остановки. Если Вы попытаетесь это сделать, то случится то, что страшнее всего. Если будете придерживаться всех правил, то рано или поздно трамвай прибудет на конечную станцию, где Вас освободят. Теперь я готов выслушать Вас, Антон Владимирович. Надеюсь, Вы хорошо запомнили все правила.
Наверное, я умер и попал в ад. Или это всё глупый сон. На всякий случай я ударил себя свободной рукой в грудь в область сердца, что обычно помогало мне проснуться в случае кошмара, но ничего не произошло. «Майор», увидев мою попытку, грустно опустил глаза.
Со стороны парня с открытой пастью послышался клокочущий вой, но я боялся даже глядеть в его сторону, чтобы не отрывать взгляда от единственного более или менее «человека» в этом транспорте.
– Почему и как? – спросил я, наконец, когда сухость в горле прошла. – И что страшнее всего? Что может быть ещё страшнее?
– Вы же и так знаете, что страшнее всего. Зачем Вам нужен ответ? – участливо ответил Майор. – И не спрашивайте, почему. Пассажиры сами выбирают нас. Обычно это те, кто достаточно невнимателен, утомлён, глуп или сердит, чтоб сесть на несуществующий трамвай в несуществующем месте.
– Кто вы такие? Вы призраки? – прошептал я. – Надо бы помолиться, наверное, и вы уйдёте…
– Если Вы помолитесь, то назовёте имя, – спешно одернул мой удивительный собеседник. – Можете попробовать это сделать. Но не говорите, что я не предупреждал Вас. И обратите внимание, Антон Владимирович, что первая остановка уже поблизости. Пора двигаться.
Только тут я обратил внимание, что происходит за окном. Мы ехали по весеннему Киеву, усеянному цветущими деревьями. В пробке вдоль трамвайных линий, которые непонятно откуда взялись на проспекте Победы, стояли машины. С билбордов лица политиков врали о счастливом настоящем. Да уж, вашу мать, я заметил, какое оно счастливое. Вы тут прощёлкали трамвай-привидение прямо в столице.
– Мы не привидения, – тихо заверил Майор в ответ на мои мысли. – Не пытайтесь дать этому объяснение, иначе отвлечётесь от правил и никогда не увидите конечной станции. Пора.
Трамвай остановился напротив старого корпуса «Большевика». Двери открылись. На остановке было пусто.
– Чем скорее решитесь, тем лучше, – подбодрил собеседник. – Я бы выбирал Лицо. Он ближе всех.
Трамвай спустил воздух. Вот-вот закроются двери.
Я посмотрел направо. Через проход, прямо напротив «Лица», как нарёк его мой невольный товарищ, было два свободных места – разумеется, повёрнутых спиной к водителю – видимо, они не хотели, чтоб я нарушил правила так сразу.
Одним прыжком я перенёсся со своего сиденья на место у окна, прямо напротив парня с распахнутой пастью. Майор оказался рядом, я даже не успел заметить, как. В эту же секунду двери захлопнулись, и мы медленно начали движение. А тот, кого назвали «Лицо», заорал.
Глядя на меня пустыми, совершенно чёрными глазами, он вопил фальцетом всем своим беззубым чёрным ртом. Его алые гланды дёргались в тон. Я не мог оторваться от них, при этом глубже прижимаясь к креслу, и тут…
У меня зазвонил телефон.
Тесть. Наверняка хочет узнать, где я. И что сказать? «Да, Сан Саныч, здравствуйте, я скоро буду. Просто еду с какими-то чертями в несуществующем трамвае. Кстати, я только что нарушил сразу два правила, и, наверное, мне конец».
Я метнул взгляд на Майора. Тот не прикидывался ветошью, и явно был раздражён криком, но никак не реагировал на мои мысли. Может, он не все мысли может читать?
– Ошибаетесь. Я могу читать всё, – бросил соглядатай, прикрывая лицо рукой, чтоб в него не попала слюна, щедро разбрасываемая Лицом. – Но правила озвучиваются лишь единожды. Зачем говорить о том, чего Вы не хотите запомнить?
– Эй, что там за разговорчики в салоне? – раздался сзади весёлый мужской голос. – Билетики у всех есть?
Я непроизвольно дёрнул головой влево, чтоб обернуться, но вовремя пресёк это движение.
Нет уж, так вы меня не возьмёте. Я вам не Хома Брут, чтоб из круга вылезать и на дешёвые уловки вестись.
– Пошёл к чёртовой матери! – крикнул я водителю, пытаясь конвертировать страх в злость. – Чтоб ты сдох!
– Это кто там оборзел? А ну, гнида, иди сюда, я тебе расскажу за жизнь! – ответил тот, будто был обычным свирепым маршрутчиком, а не водителем дьявольского трамвая.
Я промолчал, тем более что Лицо вдруг подался вперёд, его крик нарос на несколько децибел, и из его рта вылетел огромный кровавый плевок, который повис у меня на борте пиджаке.
Мерзость-то какая. Оно заразное? А чем он меня заразит? Привиденчеством? Ладно, пусть плюётся. Постараюсь не глядеть на эту дрянь.
Лицо вдруг замолчал. Его рот расплылся в тёплой улыбке.
– Ну перестань, чего ты? – поинтересовался он ласково. – Конечно же, не заразное. Тем более ты и так давно мёртв. И УЖЕ ГНИЁШЬ! – снова вскрикнул он, подскочив с места, распахнув гигантский рот и поднеся его прямо к моим глазам.
У меня отнялись ноги, и я впился одеревеневшими пальцами обеих рук в бёдра. Лицо завыл как волк, и его глаза сменили цвет на красный. Но выл он недолго – десяток секунд, и наступила тишина. Он рухнул на сиденье, закрыл рот и глаза, и сполз чуть вниз, будто потерял сознание.
– Трамвай маршрута номер 18. Станция «Не твоё собачье дело, Антон», – объявил водитель. – Прибываем через минуту, червяк.
Я боковым зрением поглядел на Майора. Тот стоял в проходе, давая мне возможность выползти от окна и свалить от Лица подальше.
– Даже я остерегаюсь Бабы Яги, и я не собираюсь быть Вашим психоаналитиком, – обозначил он. – Тут уж как-то сами.
Трамвай резко остановился, и двери распахнулись. Глядя налево, я увидел остановку возле центрального ЗАГСа, на которой стояли пять-шесть скучающих людей. Плюс, в здании как раз закончилась церемония, и оттуда медленно расходились люди. Я был в метре от выхода из трамвая. Хороший рывок, прыжок, и я вылечу из него, окажусь на улице, спасусь от этого кошмара.
На улице ли? Действительно ли я выпаду из призрачного трамвая на дорогу возле солнечного киевского Дворца бракосочетаний? Или страшный водитель ухватит меня за ногу, затащит обратно и сделает… что сделает?
То, что хуже всего.
Ещё раз глянув на ЗАГС, я увидел, что из него выносят гроб, и услышал звук церковных колоколов. Нет, это не спасение. Это не Киев, не проспект Победы и не ЗАГС.
Нет уж, ни хрена, чёртов трамвай. Не дождётесь Вы от меня «убит при попытке к бегству».
Я степенно встал, сделал шаг вперёд и умостился напротив Бабы Яги.
Я не знал, сидит ли Лицо до сих пор сзади меня, да и проверить не мог, потому что неизбежно увидел бы водителя.
Трамвай закрыл двери и рванул с места. Мёртвые едут быстро, как повторял старик Кинг за Брэмом Стокером. А мёртвые ли они?
Баба Яга не заставила себя ждать.
– Съели, обглодали, поплевали, Антона кости по полю разбросали, – пробормотала она, глядя мне в глаза. – Смерть мерзкая, лютая, сожрёт, сожрёт, в ад твою душу унесёт.
От страха я чуть не запаниковал, но вспомнил, что помогло мне в прошлый раз.
– А ну замолчи, тварь, именем…
Глаза старухи жадно распахнулись в ожидании нарушения мной правила.
– … именем закона, поганая ты тварь! – закончил я. – Замолчи, иначе я из тебя сейчас душу выну.
– Помнишь, как из красного шкафа на тебя смотрели? – злобным голосом шипела карга, раскачиваясь всем телом из стороны в сторону. – Ты думал, что кажется тебе. Мамка к докторам водила, к бабкам. А это я смотрела. Я тебя давно знаю, Антон. Ты мой! – она сорвалась на визг. – Ты мой! Съем, растерзаю, жилы из тебя живого буду доставать!
Гнев словно улетучился, вместе с решимостью, и я оцепенел. Баба Яга привстала и наклонилась ко мне, из её рта понесло трупной гнилью.
– Чуешь, да? – расхохоталась она, показывая коричневые зубы. – Это дохлятина. У тебя был Кузька, котёнок белый. Сказали, что убежал? Так это я его съела. И тебя сожру по кускам. Ломтями буду нарезать!
В руке завибрировал телефон. На экране была СМС от жены: «Срочно перезвони».
– Отвечай же! – зашипела Яга. – Отвечай! Отвечай той, чьи ноги я обглодала этой ночью! Пусть она тебе расскажет, что с ней случилось, Антон! Пусть расскажет!
Вторая СМС, почти следом. «Я тебя люблю. Прощай».
– Сожру, утащу, унесу. На метле тебя увезу, в край далёкий, в край проклятый, вечный холод, дикий мрак, – бормотала тварь, не отрывая от меня глаз.
В ужасе отведя глаза, я заметил висящий на стене вагона молоток с подписью на стандартной трамвайной табличке «В случае аварии разбить тупую голову Бабе Яге».
А что, если?…
– Кишками задушу, – вскричала Баба Яга, провоцируя меня. – Каждую клетку твою на куски порву. И твою женушку тоже порву. Душу выну, заберу, унесу…
Руки не слушаются. Не попаду. Не могу.
А это правда она смотрела из шкафа? Я вспомнил себя пятилетним, дрожащим от ужаса при взгляде на открывающуюся дверь почти каждую ночь, под утро. И точно, это же была она – её огромный нос торчал и отбрасывал тень на мои игрушки, пока они сипела что-то невнятное, незнакомые маленькому мне слова.
– Где твой Бог? Почему не спасает? А потому, что ты никто. И сдохнешь в темноте, в нищете, а душу твою я разорву на куски, на чёрные вонючие лоскутки…
– Помогите! – взвизгнул я, зажмуривая глаза, сдёрнул молоток и замахнулся.
Баба Яга басом расхохоталась. Моя рука с молотком просвистела в воздухе, не найдя цели, молоток от замаха вылетел из рук и отскочил в дальний конец вагона. Повезло, что я был настолько косорук, что умудрился промахнуться в десяти сантиметрах.
Не тронут меня, пока я не трону их.
В то же мгновение мы остановились, и двери распахнулись. Яга умолкла и плюхнулась назад на сиденье, не отрывая от меня хищных глаз.
– Трамвай маршрута номер 18. Станция «Солнечная». Выход к Ботаническому саду и на Кладбище пустых надежд.
Какие же идиотские у этого трамвая шутки – будто школьник сочинял крипипасту для интернета. А впрочем, за окном действительно был Ботанический сад. Я вскочил и пересел на место напротив гигантского старика, оказавшись спиной к выходу трамвая. К удивлению, за спиной я услышал человеческие голоса.
– Вы не знаете, а он идёт в центр?
– Да я вообще первый раз вижу тут восемнадцатый. Даже не знаю, когда они рельсы успели проложить.
– Может, надо заглянуть спросить у кондуктора?
Я не знаю, кто вы, ребята. Но загляните. Спросите.
Спросите у кого-то в этом проклятом трамвае, почему мы куда-то едем? Почему Баба Яга знает все мои страхи? Почему мне нельзя называть имён и никак их нарекать, они же постоянно друг друга как-то называют?
Вытащите меня отсюда. Буду бедным помогать, слабых защищать. Пить брошу.
– Так уж получилось, – продребезжал знакомый печальный голос Майора, которого я с облегчением узрел на сиденье рядом. – Мы не изобретаем правила, а только соблюдаем их.
Дверь закрылась, и голоса за спиной затихли.
– Почему Вы не поможете мне? – простонал я в отчаянии. – Вы же из хороших парней, правда?
– На чём основан ваш вывод? – пожал тот плечами. – Вы же математик, а позволяете себе такие неточности. Я не Ваш друг. Вы сами решаете, нарушать правила или нет. Моя задача лишь озвучить их, дабы Вы не могли оправдаться перед ними незнанием.
– А что такое чёртово время? Почему 17:47?…
Майор промолчал, не глядя на меня. Его больше занимал пейзаж за окном. Он же не мой друг.
Отвлечённый разговором с Майором, я и забыл про Деда. Что мне готовит это трёхметровый красавчик? С таким и молоток не поможет. Дед сидел прямо напротив меня, так что наши колени почти соприкасались, и буравил меня глазами.
Трамвай поехал быстрее, чем раньше. Пришли сразу две СМС: от жены «Почему ты не помог мне, любимый? Баба Яга уже съела меня, и теперь я никогда тебя не увижу», и от моего неуёмного болтливого коллеги «Как там в аду, старик? Займи мне место, а я как соберусь, захвачу для тебя баночку Старопрамена».
Дед в папахе громко откашлялся, не раскрывая рта, и почесал гигантской ладонью лысый лоб.
– А что с этим не так? – вполголоса спросил я у Майора. – Он чего такой тихий?
Майор вздохнул, не поворачиваясь:
– Вы всё увидите.
Тут Дед резко сдёрнул папаху с головы, и я увидел на неё два козлиных рога.
Отлично, теперь ещё и чёрт.
Очередная СМС, от моего двоюродного брата Юры, фельдшера скорой: «Тоха, это клиническая смерть. Борись, не сдавайся. Не иди на свет. Позови меня, и я тебя вытащу. Сто лет ещё будешь жить».
Дед не двигался, сжимая в руке папаху. На его сжатых кулаках проступили сине-чёрные вены.
У меня от холода отнялись руки, и я выронил телефон на пол. Нагибаться за ним не было ни сил, ни желания, ни смелости. Дед сжимал папаху в руке всё сильнее и смотрел на меня всё злобнее, не издавая ни звука. Я отродясь не видел такого злого взгляда.
Он замахнулся!
Я заорал и вжался в кресло. Нет, никто не замахивался. Он поднял руку, чтоб почесть рога у основания черепа, и не меняясь в лице вернул её на место.
– Трамвай маршрута номер 18. Станция «Оглянись». Выхода всё равно нет, и лучше не оттягивать! – объявил треклятый водитель.
Трамвай замедлил ход, но никак не останавливался. У меня на глазах выступили слёзы.
Что он сделает? Это будет страшнее, чем Баба Яга?
Не тронет меня, пока я не трону его. Значит, не ударит. А что если Майор соврал, и эти правила не работают?
Когда я это подумал, лицо Деда, наконец, изменилось. Он злорадно ухмыльнулся.
Не работают! Это всё издевательство! Он с ними заодно! Они вымотают меня, насытятся моими страданиями, и затем все вместе набросятся и, хохоча, утащат в бездну. Боковым зрением я заметил, что Майор исчез, и я чуть было не оглянулся в его поисках.
Нет, не выйдет!
Дед снова перестал улыбаться и пялился на меня совершенно безжизненным взглядом, как акула, которая раскрыла пасть, чтоб проглотить треску. Мне показалось, что его рога стали чуть длиннее. Это ими он меня будет убивать, или кулачищами размажет? Какой вариант больнее?
Снова нас без предупреждения тряхнуло, я ударился затылком обо что-то, и в глазах распались звёзды. А что, если именно так я и умер, и теперь это мои предсмертные видения? Какая нелепая, тупая смерть – убиться в трамвае о поручень. И за что мне такие распрекрасные видения? За то, что взятки брал, или пост не соблюдал?
А тряхнуло нас от того, что трамвай остановился, и дверь позади меня открылась. За окном я увидел Байковое кладбище. Каким образом мы тут оказались, и как смогли дать такой крюк? Вроде, до этого шли ровным маршрутом куда-то в сторону центра…
– Я теряю терпение, – раздался справа от меня нетерпеливый скрипучий голос Майора. – Вы будете пересаживаться?
Он стоял в проходе, указывая мне пальцем на свободное место напротив изуродованной девочки. Я не стал испытывать судьбу, и, втянув живот, чтоб ненароком не задеть Деда-чёрта, перебежал туда.
А почему вдруг не испытывать судьбу? Что, если всё это время я мог выйти? И потом, когда они будут всей компанией пожирать заживо мою плоть, Майор с хохотом отметит, как я сам раз за разом упускал свой шанс? Где моя воля, когда она так нужна? Я и в покер из-за этого никогда не выигрывал – поднимать страшно. А пас есть пас, он безопаснее. Минимизация рисков.
Майор вдруг улыбнулся. Почему? Так всё и есть? Это правда ошибка, и я только что упустил свой последний шанс?
– Одна остановка до конечной, – сказал он. – Здесь я сойду. Моя горькая жатва заканчивается, и последний участок, увы, вам придётся проехать самостоятельно. Да и, как видите, это последнее свободное место.
Какая ещё горькая жатва? Что он городит? Я что, на утреннике студентов-драматургов?
– Почему? – ошарашенно спросил я. – А как я буду знать, что приехал, и можно выходить?
– Вас уведомят.
– И долго мне придётся ехать тут с ними одному?
– У всех это разное расстояние. Обычно на несколько минут дольше, чем необходимо, – поведал Майор, прекратив улыбаться. – До свиданья, Антон Владимирович.
– А мы ещё… встретимся? – удивился я.
– Можете не сомневаться в этом, – заверил спутник и, сделав два крупных шага, выскочил за дверь, которая тут же за ним захлопнулась.
– Дядя, помоги мне! – заплакала моя последняя (или крайняя? Как там правильно говорят суеверные люди?) спутница, не успел трамвай тронуться с места. – Они меня здесь держат! Смотри, что они сделали с моими руками!
Девочка вытянула ко мне свои выгнутые в противоположную сторону руки и задрожала в рыданиях, от которых моё сердце похолодело.
К тому же, едва я лишился поддержки в лице Майора, как обстановка за окном превратилась в декорации для «Сонной лощины». Мы ехали с обычной трамвайной скоростью, с подбрасыванием на поворотах, но в совершенном тумане. За окном выл ледяной ветер, который задувал в открытые окна, и в вагоне заметно похолодало. Время от времени чёрные разлапистые ветки деревьев внезапно били по стеклу, добавляя мне радости.
– Меня зовут Женя, – причитала девочка, растекаясь слезами и дрожа. – Чёрт схватил меня, когда я шла домой, и поломал мне руки! Помоги мне, дядя Тоша, они так болят!
– Как я помогу? Как? – трясущимися губами спросил я, стараясь не дотронуться до девочки Жени при очередном толчке. – Тебе тоже на конечную?
– Нет! – пронзительно вскрикнула она, так, что я чуть не оглох на одно ухо. – Нет, меня не выпустят там! Они меня заберут! Пожалуйста, достань меня отсюда, я хочу к родителям! Хочу к маме! Возьми меня с собой!
– Как мне тебя забрать?! – спросил я уже с большей уверенностью в происходящем.
Может, это и есть моё испытание? Смогу ли я рискнуть собой ради ребёнка? Так же часто бывает. Вдруг то зло, которое едет в этом трамвае, просто меня испытывает, проверяет, вдруг это действительно невинная душа, которую я должен спасти?
– У тебя под сиденьем лежит топор, – сказала Женя, перестав плакать. – Соберись, схвати его и пробей себе дорогу к водителю. Тебе главное справиться с ним, а потом трамвай остановится.
Я машинально полез рукой под сиденье и действительно нащупал там деревянную рукоятку оружия. Поднял и взял в руки. Обычный такой топор, чуть ржавый, но лезвие сидит крепко.
– Дядя Тоша, разберись с ними, – умоляла моя спутница. – Убей водителя.
– Но мне нельзя на него оборачиваться! – сказал я. – Как это сделать?
– Я же смотрю на него, и ничего не случилось! Почему ты мне не веришь?! – снова сорвалась на слёзы девочка Женя. – Ты что, слабее чем маленькая девчонка?
Я не слабее, чем маленькая девчонка. Я сильнее. Топор – штука простая, и даже такой как я с ним справлюсь.
– Ладно, с твоих родителей бутылка, – улыбнулся я, чтоб хоть как-то себя подбодрить. – Познакомишь потом.
– Дядя, спасибо! Ты самый лучший! – обрадовалась Женя. – Майор говорил, что мои ручки ещё можно вернуть! Спаси нас!
Я плотно закрыл глаза, встал, опираясь на сиденье, и повернулся в сторону водителя. Сделал шаг, держась за поручень и не раскрывая глаз.
– Убей его! Ломтями его нарежь, кишками задуши! – сквозь слёзы закричала девочка.
Я сделал ещё один шаг и оцепенел с осознанием того, насколько дёшево меня купили. Сердце словно покрылось коркой льда, а на моих закрытых глазах под веками выступили слёзы ужаса. Топор безвольно повис в опущенной правой руке, будто мне сухожилия перерезали.
Майор говорил? Откуда она знает, как я его назвал?
Ломтями нарезать? Знакомая лексика… Ах ты проклятая тварь.
Я отвернулся от водителя, вновь лицом к тому месту, где сидела подлая девчонка, и открыл глаза.
– Может, мне тебя ломтями нарезать, поганое…
Девочки не было. На месте, где она сидела, лежал белый лист бумаги, на котором корявым почерком синей акварелью было выведено: «ПОПАЛСЯ КРЕТNН».
В окно возле меня ударила тяжелая чёрная ветка, и оно треснуло. Большой кусок стекла вывалился, и сквозь отверстие на меня плеснуло вонючей маслянистой чёрной жидкостью. С отвращением я отшатнулся назад и поднял руки вверх, и обнаружил, что вместо топора у меня в руках тяжёлая окровавленная тряпка, которую я тут же отшвырнул.
Прямо над ухом раздался вкрадчивый и спокойный голос Яги:
– Ты наш.
У меня не было сил, чтоб даже закричать, и я скорее прошипел:
– Не ваш! Я не ваш! Я не оглядывался! Я не открывал глаз!
А что, если это считается нарушением правил? Как сказал Майор? Мне запрещено оглядываться, вроде… Или оборачиваться? Если я не смотрел, это считается, или нет?
Когда я был маленьким, я ставил себе такие задачки. Если добегу до выхода из подъезда, пока лифт не уедет – напишу контрольную на пять. Если ни разу не наступлю на щель в плитке, пока дойду до школы – летом поедем на море. Мой дедушка Витя, бородатый добряк, балагур и сказочник, умер, когда я пообещал себе, что он выздоровеет от простуды – и не успел запрыгнуть в открытую настежь дверь метро.
Я не нарушал правил.
– Я не нарушал правил! Не трогайте меня! Не трогайте! – причитал я, присев к полу и зажав голову между колен.
Воздух вокруг меня наполнило хлопанье крыльев летучих мышей и запах изо рта Бабы Яги.
– Я не хочу! Я не буду!
Пожалуйста, пусть они меня просто убьют. Я не хочу навеки здесь застрять. Просто убейте, даже если это будет больно.
Сильный удар, толчок, и я улетел вперёд, упав лицом в вонючую окровавленную тряпку.
– Трамвай маршрута номер 18. Станция «Легко отделался». Конечная. Трамвай дальше не едет. Освободите вагон от своей трусливой туши.
Не верю. Опять уловка? Чего они добиваются?
Позади меня распахнулись двери. За окном было явно светло, и трамвай не двигался.
– Эу, ботаник, – свистнул водитель. – Я не буду тебя вечно ждать. Давай выпрыгивай. Мы с тобой пока что закончили.
Вдохнув, я оторвал лицо от тряпки, смахнув с носа кровь, приподнялся на руках и теперь уже свободно оглянулся. В салоне не было никого, а от водителя меня отделяла закопчённая стеклянная перегородка. Я видел лишь силуэт – обычный, вполне человеческий. Тот, кто был у штурвала, вдруг раздражённо пошевелился.
– Будешь пялиться или будешь сваливать?
Дверь! Не помня себя от счастья, я сделал два крупных прыжка к выходу. Я на улице. На Бассейной, на углу с Шелковичной.
Оглянулся, чтоб разглядеть страшный трамвай – и ничего. Пустая весенняя улица с парой припаркованных машин. Ворота Октябрьской больницы, ленивый охранник курит у ворот. Я выдохнул так, будто у меня в лёгких скопился тайфун.
– Фу ты, ну ёшкин же кот…
Пиджак? Чистый, не считая пары старых пятен.
Телефон, который я уронил возле Деда? Я ощупал карман, и с удивлением обнаружил его на месте. Ни одного пропущенного звонка, даже ни одного уведомления в мессенджерах.
– Будем ехать или как? – услышал я, и повернулся на голос.
Чуть правее, на повороте на аварийке стояла синяя машина такси, а высунувшийся из окна водитель был совершенно бел, будто посыпанный сахарной пудрой…
Я почувствовал, как в моей груди что-то разорвалось, и закрыл глаза.

Трамвай-призрак – Страшилки – Ужасающие истории – Scary Stories – читать страшные истории,байки,страшилки

Трамвай-призрак.
Говорят, что у нас в городе есть трамвай-призрак. Если ночью вы идете по улице, можно его увидеть. Это трамвай номер 4, в нем еще давно случилось страшное. Было уже поздно, и водитель трамвая уже поехал оставить трамвай и закончить смену ( в трамвае помимо водителя был еще и кондуктор). Но вот в трамвай как-то зашел мужчина. Он вошел в кабину где сидит водитель и приставив к его горлу нож потребовал остановить трамвай. Когда трамвай остановился, этот мужчина убил водителя, у кондуктора он забрал деньги , убил и скрылся. Этот самый трамвай нигде потом не могли найти. Так и не нашли. Но говорят что трамвай выезжает в ночь и если кто-то решит зайти в трамвай, он сильно пожалеет. Было замечено уже 3 случая смерти от этого трамвая.
1. Люди решили посмотреть что это за трамвай призрак. Четверо сильных парней отправились в ночь, на остановку где часто видели трамвай призрак. На следующий день нашли на остановке их трупы. У всех было перерезано горло.
2. Девушка с парнем ночью гуляли и вот подъехал трамвай. Девушка знала эту историю и не рискнула войти. Парень посмеялся над ней и сказал “Я сейчас сяду и проеду одну остановку, а потом к тебе приду жди меня тут.” Он сел в трамвай и уехал. Девушка ждала уже довольно долго и решила проверить где же ее парень. Придя на следующую остановку, девушка нашла труп юноши. У него тоже было перерезано горло.
3. Это было ночью. Две подруги ( предположим Вика и Юля) стояли на остановке и ждали трамвай. Вот он и подъехал, но в нем никого не было. Они не решились зайти. Но Вика говорит ” А может это последний трамвай? Быстрее пошли!” она схватила Юлю за руку и потащила в трамвай. Но у Юли упала сумка. Пока Юля поднимала сумку Вика забежала в трамвай, вот уже и Юля хотела войти, но резко трамвай закрыл двери и двинулся. Юля побежала за ним но не догнала его. Она вернулась на остановку и начала звонить подруге. Никто не отвечал. Через некоторое время тот же трамвай подъехал к остановке где стояла Юля. Двери открылись и из них вышла Оля. Пройдя несколько метров, она упала к ногам Юли. Юля испугалась. Она перевернула подругу на спину и увидела что у Оли перерезано горло.
Я как то раз с мамой от подруги шла и трамвай к остановке подъехал. Я увидела, что он пустой и еще номер у него 4. Я маму тогда остановила и заставила на такси до дома доехать. А вдруг, реально это правда.

Призрак, исчезающий в трамвае

Это было в Швейцарии 14 февраля 1938г. В середине дня девушка встретилась со своим приятелем Труди на оживленной площади в Цюрихе.
Вдруг в самой гуще движущегося транспорта она увидела их общую знакомую — 18-летнюю Патрисию, которая двумя годами раньше училась вместе с ними в училище садоводства в Англии. Ее удивило, что, несмотря на теплую погоду, Пэт была в своем старом плаще и шляпке. Она сказала Труди: «Смотри, это же Пэт!» — и бросилась через улицу к остановке, где Пэт как раз садилась в трамвай. Она видела, как Пэт села на место, но, пока она добежала, трамвай уже отошел. Она вернулась к Труди, который так и не увидел их знакомую. Разыскать Пэт в таком городе, как Цюрих, было невозможно, и они надеялись, что Пэт сама свяжется с ними. Через несколько дней они получили письмо от матери Пэт, в котором сообщалось, что ее дочь упала с лошади и сломала шею. Это случилось 14 февраля.
В подобных сообщениях, как и в данном случае, чаще всего присутствуют «призраки потерпевших». Но почему они одним являются, а другим — нет, до сих пор остается загадкой для исследователей. Лишь в редких случаях их видят одновременно несколько человек. В 1940 г. там же, в Цюрихе, брат и сестра, находившиеся в разных частях города, видели призрак своего отца абсолютно в одно и то же время. Позже они узнали, что он умер накануне вечером. Не исключено, что призраки показываются лишь в тех случаях, если между сознанием того, кто является в облике привидения, и тех, кто его видит, есть какая-то связь. Один посылает сообщение в виде «привидения», а другой создает обстановку, в которой это привидение появляется, и время, когда его сознание ничем не обременено.

Трамвай смерти

Билли Чикано по прозвищу Свечка ехал в пустом вагоне трамвая навстречу новой жизни. На пустошь опустилась ночь. Взошедшая полная луна и звёзды ярко блестели на небе. Но в их сиянии таилось нечто зловещее и недоброе, словно в блеске глаз Вавилонской Блудницы. Путь Билли Чикано пролегал через опасную местность и вёл в Мексику. Там он свято надеялся скрыться от правосудия с мешком награбленных денег.
Внезапно Билли подскочил на месте!
Трамвай дёрнулся, остановился, а затем стал резко набирать невероятную скорость, подобно аттракциону на американских горках! Билли Чикано поднялся и, держась за поручни, потопал со всех ног к машинисту, чтобы узнать, что стряслось. Дойдя до машиниста, Билли замер от неожиданности. Машинист был недвижим, подобно изваянию. Чикано почувствовал, как страх медленной, ползучей змеёй подбирается к его телу, отчего оно стало покрываться гусиной кожей. Машинист был мёртв!
Ноги Билли подкосились. Он увидел безжизненное тело машиниста, которое уже начало подавать признаки разложения. Несколько назойливых блох и мошек облепили голову трупа. Застывший в гримасе рот распространял крайне неприятный запах. В пустых глазницах мертвеца лениво двигались какие-то насекомые, уже успевшие найти себе обильное лакомство.
Билли Чикано с криком отпрянул назад.
Нужно бежать. Снова бежать и скорее забыть это отвратительное зрелище!
Билли Чикано разбил окно прикладом дробовика. Но трамвай ехал с очень большой скоростью, при которой покинуть его было бы очень проблематично без ущерба для собственного здоровья и жизни. Чикано высунул голову в открытое окно трамвая, чтобы разглядеть дорогу. Впереди показалась огромная вывеска, на которой горели буквы ярким огнём: «Welcome to Hell».
Это дорога в Ад! Билли Чикано испугался не на шутку. Смерть никогда ещё не была так близка к нему.
Миновав вывеску, трамвай понёсся по мосту, который обрывался на полпути…
Билли Чикано с выпученными шарами посмотрел вниз и увидел огромную пропасть каньона, конца и края которой не было видно. Глубина бездны казалась неимоверно велика! Там, в этом бескрайнем Ущелье Мрака, обрывались все человеческие надежды на жизнь и спасение. Там, на самом дне скалистого Хаоса, сотни, а может быть, даже и тысячи отчаянных душ нашли своё последнее пристанище.
Не было пути вперёд. Не было пути назад. Оставался один-единственный путь – под откос.
Билли Чикано достал из-за пазухи продырявленную пулями Библию и начал читать молитву, взывая к Господу и положив руку на Священную Книгу. Никогда ещё он не был так близок к смерти…
Внезапно трамвай остановился у самого обрыва… Билли сразу бросил Библию и выглянул в окно. Бог услышал его мольбы и открыл путь к спасению!
Обрадованный, вне себя от счастья, Чикано поспешил к выходу через заднюю дверь трамвая, но путь его был преграждён.
Перед взором бандита предстали странные, тёмные фигуры, издающие вой и нечеловеческие звуки страдания и досады. Это были призраки! Павшие от руки Билли Чикано по прозвищу Свечка явились в этот злосчастный час, чтобы отомстить своему врагу. Духи убиенных, среди которых был шериф Джон Смит, застреленный Чикано в 19** году, братья Макмастерсы, повешенные в один день под кронами старого дуба в долине Льяно-Эстакадо, Сара Вермилион, потаскуха из борделя, задушенная подушкой в 19** году, преподобный Рэй Эдвардс, получивший шальную пулю в церкви Святого Патрика, дон Падре Хуарес, расстрелянный из пулемёта во время гражданской войны, какой-то безымянный индеец, даже черногривый жеребец Джошуа, забитый кнутом по пьяни, явился с того света и многие другие… Все те, кто был умерщвлён безжалостной и грешной рукой жестокого преступника, вернулись, дабы воздать ненавистнику по заслугам и совершить над ним суд Линча.
Билли Чикано узнал их. Он вспомнил каждого, чья душа отправилась в мир иной преждевременно по его милости. Мёртвые выстроились в ряд и, прижавшись к трамваю, изо всех сил стали подталкивать машину к пропасти…
Чикано воззвал к привидениям со мольбой о пощаде, упав на колени. Он слёзно просил их даровать ему жизнь, но мёртвые не слышали его.
Билли почувствовал, как трамвай падает с огромной высоты в глубокий каньон. Никогда ещё он не был настолько близок к смерти, как сейчас…
Преступник отчаянно закричал, и его крик громким эхом многократно отразился от скал! Он вздрогнул всем телом и затем… Проснулся от собственного храпа!
Это был сон. Всего лишь кошмарный сон
Билли Чикано по прозвищу Свечка облегчённо вздохнул. Он даже не заметил, как задремал в пустом трамвае, который вёз его в Мексику. Впереди была новая жизнь, а в руках – мешок с кучей награбленных денег. На землю давно опустилась ночь. Звёзды и луна горели на небе, но в их свете скрывалось нечто недоброе и опасное.
Неожиданно трамвай дёрнулся и стал набирать невероятную скорость! Билли подскочил с места и, взволнованно хватаясь за поручни, поспешил к машинисту, чтобы узнать, что случилось…

Полоумные и транспорт

Все началось в июне прошлого года. Я возвращалась домой с урока китайского языка. Живу я на конечной остановке, и чем ближе ко мне домой, тем меньше народа. Когда маршрутка подъезжала к кинотеатру, я подсела на первое место возле выхода, чтобы выйти до того, как народ начнет набиваться внутрь. Вообще, возле кинотеатра нет остановки, но там выходит много людей и если попросить водителя, он остановит. Кроме меня в маршрутке ехал какой-то странный мужчина. Он вроде не был сумасшедшим или пьяным, но и нормальным его назвать тоже нельзя было. Он не разговаривал, и его тело будто бы не принадлежало ему. Одним словом – калека.
Все, что происходило дальше, длилось буквально несколько секунд. Когда мы проезжали кинотеатр, он подошел к выходу, но водитель его не увидел и не остановился. Он начал в панике бить рукой по дверям и мычать, но водитель был сосредоточен на дороге. Все это происходило прямо перед моими глазами. Сперва я пришла в какое-то оцепенение, но когда опомнилась, мне стало жаль этого человека, я перевалилась через перегородку и нажала на вызов к водителю. Тот остановился, калека вышел и проводил меня благодарным взглядом.
Вроде бы ничего особенного не сделала, но после этого начался какой-то абсурд. Везде, на улицах, в транспорте, как в центре, так и в моем скромном спальном районе, ко мне начали приставать странные люди. Нет, они мне ничего не делают, просто пристают и начинают говорить что-то, спрашивать. Возможно, кажется, что я себе это внушаю, но я человек скептический и не суеверный. До сих пор я вообще не обращала на это внимания, но за последний месяц это стало происходить ужасно часто, вот я и решила, что вам будет интересно.
Вчера я возвращалась домой после встречи с подругой. Собирался дождь и я еле влезла в переполненую маршрутку. И тут ко мне опять начал приставать какой-то полоумный. Начал спрашивать, куда я еду, когда выхожу нести всякий бред и т.д. Полная маршрутка людей, а он ко мне прицепился. Но я то привыкла, одела наушники и поэтому вообще плохо слышала, что он мне говорит. И тут транспорт подъезжает к очередной остановке (очень хорошо знакомое мне место, т.к. у меня там танцы, театральная студия и офис, в котором родители работают). Мужик совсем уже всем надоел, одной мне (его жертве) пофиг. Ну, он решил наконец то выйти и напоследок кидает мне “ты же завтра тут в два будешь?”. Я невнимательно кивнула, и только через пару остановок до меня дошло, что у меня завтра в том же месте в 14:00 бальные танцы.
Вот так вот.

Заснул по пути домой в трамвае

Я живу в отдаленном спальном районе Саратова. На работу и с работы ежедневно добираюсь на трамвае. Как и во многих других городах России, в нашем городе электротранспорт переживает не лучшие времена.
В годы расцвета трамвайного движения в Саратове действовали три депо. Последнее – Ленинское – открылось примерно в середине 1980-х годов. Была даже открыта линия для пассажирского движения к нему. Ею активно пользовались жители окрестных домов. За счет этого был продлен трамвайный маршрут №11 – конечную остановку перенесли от Геологического колледжа до депо №3, а это еще несколько километров пути.
После распада Советского Союза Ленинское трамвайное депо проработало недолго и в начале 2000 годов оказалось заброшенным. Трамвай №11 стал разворачиваться на своей старой конечной остановке – у Геологического колледжа. Рельсы и провода от нее до депо со временем частично демонтировали.
Я каждый будний день пользуюсь этим трамваем. То, что маршрут сократили, меня волнует мало – выходить мне за несколько остановок до колледжа. Но однажды свою остановку я проехал…
На работе выдалась ужасно тяжелая неделя. К вечеру пятницы я чувствовал себя выжатым как лимон. Бессонные ночи сделали свое дело – мне казалось, что я могу уснуть даже стоя. Так как на работе пришлось задержаться, домой я ехал уже в полупустом трамвае. «Ну и хорошо», – думал я, поудобнее устраиваясь на сиденье у окна.
Подошла кондукторша, я оплатил проезд и тут же уснул под мерный стук трамвайных колес. Проснулся я оттого, что вагоновожатый объявлял по микрофону:
– Трамвай прибыл на конечную остановку. Состав дальше не идет. Просьба освободить вагон.
В вагоне никого, кроме меня, не было (даже кондуктор куда-то подевалась). За окнами трамвая ничего не было видно – темнеет поздней осенью рано. Я вышел из вагона и решил подождать, пока трамвай уедет, так как мне надо было перейти на другую сторону, а потом вернуться назад до своей остановки.
Трамвай ушел, я же застыл на месте. Оказалось, меня привезли совсем не на конечную остановку «Геологический колледж», а… в заброшенное депо! Это я понял по очертаниям полуразрушенных зданий и шпалам, разбросанным в хаотичном порядке. В Интернете мне ранее доводилось читать про заброшенное Ленинское депо и видеть фотографии того, что осталось от трамвайного парка. Так что место я узнал.
Так страшно мне еще не было никогда! Даже не потому, что я попал туда, куда попасть не мог чисто теоретически (ведь рельсы разобраны, а провода срезаны!), а потому, что я опасался встречи с тамошними сторожами или охранниками. Уверен, их не впечатлила бы история о том, как трамвай привез меня в депо, которое перестало работать еще лет десять назад. Приняли бы меня за обыкновенного любителя легкой наживы, например, тех, кто ворует и сдает металл.
Я в панике заметался по территории депо, стараясь при этом не шуметь, и в итоге выбежал на освещенную улицу. Как мне это удалось, понятия не имею – чистая случайность. Заметив табличку на первом попавшемся частном доме, я вызвал такси по указанному адресу. Пока автомобиль был в пути, я ни на шаг не отошел от калитки.
Минут через десять, которые мне показались вечностью, такси приехало. Вскоре я был уже дома, но, несмотря на усталость, смог уснуть только под утро. Всю ночь в Интернете я выискивал информацию про эту заброшенную трамвайную ветку и трамвай-призрак.
На следующий день я прогулялся по району и убедился: добраться до депо на трамвае я бы точно не смог по той простой причине, что рельсы отсутствуют, а трамвайные столбы предприимчивые саратовцы уже сняли и приспособили под свои нужды.
Это происшествие навсегда отбило у меня желание спать в общественном транспорте. Мало ли где окажется уснувший пассажир…
Автор – Александр Сизаров.

Трамвай смерти

Билли Чикано по прозвищу Свечка ехал в пустом вагоне трамвая навстречу новой жизни. На пустошь опустилась ночь. Взошедшая полная луна и звёзды ярко блестели на небе. Но в их сиянии таилось нечто зловещее и недоброе, словно в блеске глаз Вавилонской Блудницы. Путь Билли Чикано пролегал через опасную местность и вёл в Мексику. Там он свято надеялся скрыться от правосудия с мешком награбленных денег.
Внезапно Билли подскочил на месте!
Трамвай дёрнулся, остановился, а затем стал резко набирать невероятную скорость, подобно аттракциону на американских горках! Билли Чикано поднялся и, держась за поручни, потопал со всех ног к машинисту, чтобы узнать, что стряслось. Дойдя до машиниста, Билли замер от неожиданности. Машинист был недвижим, подобно изваянию. Чикано почувствовал, как страх медленной, ползучей змеёй подбирается к его телу, отчего оно стало покрываться гусиной кожей. Машинист был мёртв!
Ноги Билли подкосились. Он увидел безжизненное тело машиниста, которое уже начало подавать признаки разложения. Несколько назойливых блох и мошек облепили голову трупа. Застывший в гримасе рот распространял крайне неприятный запах. В пустых глазницах мертвеца лениво двигались какие-то насекомые, уже успевшие найти себе обильное лакомство.
Билли Чикано с криком отпрянул назад.
Нужно бежать. Снова бежать и скорее забыть это отвратительное зрелище!
Билли Чикано разбил окно прикладом дробовика. Но трамвай ехал с очень большой скоростью, при которой покинуть его было бы очень проблематично без ущерба для собственного здоровья и жизни. Чикано высунул голову в открытое окно трамвая, чтобы разглядеть дорогу. Впереди показалась огромная вывеска, на которой горели буквы ярким огнём: «Welcome to Hell».
Это дорога в Ад! Билли Чикано испугался не на шутку. Смерть никогда ещё не была так близка к нему.
Миновав вывеску, трамвай понёсся по мосту, который обрывался на полпути…
Билли Чикано с выпученными шарами посмотрел вниз и увидел огромную пропасть каньона, конца и края которой не было видно. Глубина бездны казалась неимоверно велика! Там, в этом бескрайнем Ущелье Мрака, обрывались все человеческие надежды на жизнь и спасение. Там, на самом дне скалистого Хаоса, сотни, а может быть, даже и тысячи отчаянных душ нашли своё последнее пристанище.
Не было пути вперёд. Не было пути назад. Оставался один-единственный путь – под откос.
Билли Чикано достал из-за пазухи продырявленную пулями Библию и начал читать молитву, взывая к Господу и положив руку на Священную Книгу. Никогда ещё он не был так близок к смерти…
Внезапно трамвай остановился у самого обрыва… Билли сразу бросил Библию и выглянул в окно. Бог услышал его мольбы и открыл путь к спасению!
Обрадованный, вне себя от счастья, Чикано поспешил к выходу через заднюю дверь трамвая, но путь его был преграждён.
Перед взором бандита предстали странные, тёмные фигуры, издающие вой и нечеловеческие звуки страдания и досады. Это были призраки! Павшие от руки Билли Чикано по прозвищу Свечка явились в этот злосчастный час, чтобы отомстить своему врагу. Духи убиенных, среди которых был шериф Джон Смит, застреленный Чикано в 19** году, братья Макмастерсы, повешенные в один день под кронами старого дуба в долине Льяно-Эстакадо, Сара Вермилион, потаскуха из борделя, задушенная подушкой в 19** году, преподобный Рэй Эдвардс, получивший шальную пулю в церкви Святого Патрика, дон Падре Хуарес, расстрелянный из пулемёта во время гражданской войны, какой-то безымянный индеец, даже черногривый жеребец Джошуа, забитый кнутом по пьяни, явился с того света и многие другие… Все те, кто был умерщвлён безжалостной и грешной рукой жестокого преступника, вернулись, дабы воздать ненавистнику по заслугам и совершить над ним суд Линча.
Билли Чикано узнал их. Он вспомнил каждого, чья душа отправилась в мир иной преждевременно по его милости. Мёртвые выстроились в ряд и, прижавшись к трамваю, изо всех сил стали подталкивать машину к пропасти…
Чикано воззвал к привидениям со мольбой о пощаде, упав на колени. Он слёзно просил их даровать ему жизнь, но мёртвые не слышали его.
Билли почувствовал, как трамвай падает с огромной высоты в глубокий каньон. Никогда ещё он не был настолько близок к смерти, как сейчас…
Преступник отчаянно закричал, и его крик громким эхом многократно отразился от скал! Он вздрогнул всем телом и затем… Проснулся от собственного храпа!
Это был сон. Всего лишь кошмарный сон
Билли Чикано по прозвищу Свечка облегчённо вздохнул. Он даже не заметил, как задремал в пустом трамвае, который вёз его в Мексику. Впереди была новая жизнь, а в руках – мешок с кучей награбленных денег. На землю давно опустилась ночь. Звёзды и луна горели на небе, но в их свете скрывалось нечто недоброе и опасное.
Неожиданно трамвай дёрнулся и стал набирать невероятную скорость! Билли подскочил с места и, взволнованно хватаясь за поручни, поспешил к машинисту, чтобы узнать, что случилось…