Страшные истории про поезда

Про поезда, страшные истории.

Ночью в поезде.
Эту историю мне рассказала моя хорошая подруга пару лет назад, в правдивости ее слов я не сомневаюсь. Ольга (назовем ее так) училась в ВУЗе в другом городе, на праздники, а иногда и на выходные, приезжала к нам в город. В одну из таких поездок с ней и случилась эта история. Далее буду писать с ее слов.
Села я в поезд вечером, уже утром я должна была быть дома. Продуктов не стала брать с собой, взяла только водичку попить. Хотела отоспаться в поезде, устала от утренней учебы и от бессонных студенческих ночей. Ехала в плацкарте в предпоследнем отсеке на боковом месте внизу, поездка больше была спонтанной, и о хорошем месте заранее я не побеспокоилась. Уснула я практически сразу, как тронулся поезд.
Проснулась ночью ближе к трем часам, была какая-то мелкая остановка минуты на две. Пока спала, захотелось в туалет, ну и заодно покурить. В вагоне вроде все спали, было тихо. Когда поезд двинулся, я схватила с собой дамскую сумку и пошла первым делом в уборную. Остановка была недолгая, ночь, поэтому туалет был открыт. После пошла в коридорчик-курилку, что между вагонами (получается – коридор, дальний от главного входа в вагон). Встала подальше от дверей лицом к окну, взяла сигарету и стала искать зажигалку. Перерыла всю сумку, но не нашла. Вспомнила, что, скорее всего, оставила ее в общаге. В коридоре была одна, расстроилась, что все спят и спросить “прикурить” не у кого. В надежде найти другой “затерявшийся” источник огня в вечном хаосе сумки я присела на корточки, все так же сидя лицом к окну, и стала усердно копаться в ней. Примерно через минуту почуяла запах табака сзади, при этом не слышала, чтобы кто-то входил в коридор (ну понимаете, что когда двери между вагонами открываются, то становится шумно), но не придала этому значения. Оглянувшись, увидела девушку, стоявшую ко мне спиной. Она курила. Я второпях встала и обратилась к ней с просьбой одолжить “прикурить”. Девушка обернулась (обычная такая, лет 25-27 примерно) и без всяких эмоций и слов протянула мне руку с зеленой зажигалкой. После опять повернулась к окну, выпуская дым, продолжила курить. Я, сказав “спасибо” ее спине, начала чиркать, дабы зажечь огонь. Но зажигалка не поддавалась мне, выходили только искры, и я с усердием чиркнула еще пару раз, в это время уронив открытую сумку, зажатую подмышкой. Из нее вывалились зубная щетка, расческа и телефон. Я стала все это судорожно собирать. Когда все подняла, то увидела, что девушки рядом нет. Она не могла выйти из тамбура, мною не замеченной, так как я сидела на корточках посреди коридора, собирая свои вещи. Длилось это все не больше 20 секунд, и если бы она выходила, то я бы это увидела и почувствовала, в конце концов, услышала бы. Тут же в голову пришла мысль, что зажигалка у меня, но ни в руке ее, ни в сумке, ни вокруг не было. Более того, до меня стала доходить мысль, что даже дыма нет в тамбуре, и запаха сигарет тоже (а он такой специфический, быстро не проветрится в таком маленьком помещении за такое короткое время).
Я стою, как вкопанная, ничего не могу понять, рассуждаю и осознаю про себя, и тут резко меня обдувает холодный ветер. Я вскрикнула и бегом выскочила из тамбура. Забежала в вагон, села на свое место, поджав ноги. Казалось, что я одна в вагоне полном людей, пусть и дрыхнущих. Мне хотелось кричать от страха, разбудить абсолютно всех, рассказать всем, чтобы просто не делить этот ужас одной. Немного придя в себя, стала озираться по сторонам, но все спали, кто-то в начале вагона даже храпел. Преодолев страх, я встала и направилась в сторону комнаты проводницы, в голове мелькали разные мысли – что же ей сказать. Дойдя до комнаты, стала стучать в дверь, но никто мне так и не открыл (возможно, проводница спала или пошла в соседний вагон, ну мало ли). Я еще постояла возле дверей, было жутко возвращаться на свое место, вдруг эта “дамочка” будет где-то там.
Вскоре услышала, что кто-то ворочается и кашляет, решила, что это мой шанс дойти до своей кровати. Набравшись мужества, я, не глядя по сторонам, пошла к месту, запрыгнула на него, закрылась с головой простыней и тихонько заплакала, в этот момент чувствовала себя просто беспомощным и испуганным ребенком. Немного успокоившись, так и лежала, в надежде, что скоро кто-то проснется. Спустя какое-то время настала долгожданная остановка, и на ней в вагон зашли двое подвыпивших, как я поняла, мужиков, поселившись недалеко от меня, они продолжили пить, стараясь общаться шепотом. Еще никогда я не была так рада “пьянчугам” в вагоне.
Такая вот история. Мы с подругой долго потом обсуждали эту историю, думали, что это могло быть. Что за «призрак девушки» в вагоне, а может быть фантом. Добавлю: подруга полностью вменяема, не была в алкогольном или наркотическом опьянении. «Показалось» тут не скажешь, ведь она все это видела, даже запах чувствовала, получается еще и контактировала, раз зажигалку взяла, которая потом так же бесследно исчезла, как и ее хозяйка.

Про поезда, страшные истории. Часть 2

— Твой новый друг тебя потерял, — комментирует происходящее Димка.
Я киваю, и мне отчего-то становится неуютно. Кого я приманил своей игрой? Бомжа какого-нибудь? Туриста?
Источник света приближается, и уже становится возможным различить очертания человека. К поезду нетвёрдой походкой шагает мужчина, высоко над головой держащий старую керосиновую лампу. Стеклянный кожух, защищающий огонёк от ветра, причудливо преломляет свет, и становится ясно, отчего мы перепутали его с фонарём — обычно настоящий огонь не даёт такого мертвенно-жёлтого свечения. Мужчина шагает напрямик через сугробы, как обычно говорят в таких случаях — с упорством, достойным лучшего применения.
— Поздравляю. Ты приманил психа, — говорит Димон.
Я тихонько киваю. Не могу не согласиться. Вряд ли психически здоровый человек будет ночью гулять по зимнему лесу в тренировочных штанах и футболке, да ещё и с керосиновой лампой. В его облике, кроме явно неподходящей сезону одежды, есть что-то отталкивающее, кричаще-неправильное. Походка, нелепые движения головы и рук, то, как он держал лампу — всё это говорило о том, что этот человек не в порядке. Совсем не в порядке.
— Слушай, Дим, тебе не кажется… — начинаю я говорить, когда мужчина достигает железнодорожной насыпи, но осекаюсь, едва не вскрикнув: сумасшедший поднимает голову. Его лицо распухло так сильно, что глаза превратились в узкие щёлочки, но при этом он улыбается, демонстрируя два ряда крепких белоснежных зубов. Он падает на четвереньки и скрывается из вида.
Мы с моим приятелем смотрим друг на друга, не зная, как реагировать на происходящее, а мгновение спустя с криком отскакиваем от окна: за толстым стеклом внезапно взмывает керосиновая лампа, высоко, словно знамя, поднятая в руке. Затем открытая ладонь другой руки бьётся в стекло. Мы видим, что ногти на ней отрасли настолько, что напоминают скорее изогнутые когти на птичьей лапе. Обломанные, покрытые чем-то тёмным.
— Задёрни штору! Задёрни штору! — громко шепчу я, спиной вжимаясь в стену купе и потихоньку отползая от окна.
— Смотри… — выдавливает из себя Дима, указывая куда-то рукой.
Я поднимаю взгляд над керосинкой и вижу, как из леса выходят люди. Той же походкой, спотыкаясь, падая, и поднимаясь снова и снова, медленно ковыляют к нашему окну.
— Что это?! Димка, что происходит?!
Однокурсник не успевает мне ответить — в купе врывается проводница и, с шипением подскочив к окну, опускает штору.
— Послал мне бог идиотов! — свистящим шёпотом произносит она в наступившей темноте. — Сказала же, шторы задёрнуть и не светить ничем!
— Да что происходит-то? — практически синхронно произносим мы с приятелем.
— Технические сложности! — бросает тётка и выскакивает из купе. Мы слышим, как она запирает нас снаружи.
— Что-то тут неправильно, — произношу я, и мои слова повисают в тишине.
Некоторое время мы сидим молча, слышатся только редкие шлепки ладоней по стеклу, да шуршание ногтей по металлическому корпусу поезда. Из соседних купе до нас долетает обеспокоенное бормотание, судя по тому, что нам удаётся расслышать, проводница заперла всех. Приближаться к окну больше нет никакого желания.
Я снова пробую завести разговор:
— Ты как считаешь, что случилось?
После паузы Дима отвечает:
— Понятия не имею. Завтра разберёмся, как доедем. Может, из психушки народ свалил. А может, это зомби-флешмоб такой. А может, это упыри, почему бы и нет?
Шутка отнюдь не кажется мне смешной, когда я вспоминаю распухшее лицо спешащего к поезду мужчины, но я не могу сдержать нервный смешок. Затем ещё один. Затем вместе со мной начинает смеяться Дима. Мы хохочем до тех пор, пока тишину зимнего леса не разрезает крик. Полный боли и животного ужаса крик человека, которого лишают жизни.
Бормотание в соседних купе мгновенно смолкает, зато хлопанье и шуршание заметно усиливается — крик словно вдохновил тех, кто пытался проникнуть в поезд снаружи.
— Это что сейчас было? — спрашиваю я, и мой голос дрожит гораздо сильнее, чем не бы того хотелось.
Приятель молчит.
Так, в молчании, проходят минуты. Звуки, доносящиеся снаружи, начинают нервировать всё сильнее. Я несколько раз дёргаю дверь купе, но та вполне предсказуемо не поддаётся.
— Да что же это такое, а?! — раздаётся где-то неподалёку. — Почему нас тут держат?! Почему не едет поезд?! Я требую открыть купе!
По вагону пробегает волна ропота. Похожие крики начинают раздаваться, произнесённые другими голосами.
— Тихо! Не шуметь! Скоро поедем! — перекрывают всех вопли проводницы, но её уже никто не слушает.
— Я сейчас сломаю дверь! — грозно басит кто-то, судя по звуку, примерно через купе от нас.
— Сломаешь — будешь платить! — не сдаётся тётка, но и этот, железный, по её мнению, аргумент не срабатывает.
Слышны глухие удары, затем треск и грохот.
— Где тут старший?! Меня жена ждёт беременная! — беснуется неизвестный мужик, но проводница не отвечает, видимо, заперлась у себя. — Я сейчас к машинисту пойду! Вы мне сейчас все ответите тут! Я вас засужу к такой-то матери!
Вопли и тяжёлые шаги перемещаются по вагону, очевидно, мужчина идёт по коридору к выходу. Дверь, судя по разочарованному рычанию, оказывается заперта.
— Открой дверь, тварь! — воет муж беременной женщины.
Затем все звуки сливаются в дикую какофонию: снова глухие удары, треск, угрозы и проклятия, звуки борьбы, несколько звонких шлепков, с которыми кулаки опускаются на лицо… Я практически вижу, как проводница, размазывая кровь из разбитого носа по щекам и подбородку, причитая, плетётся открывать дверь вагона. Я даже представлять не хочу, какого размера должен быть человек, способный сломать двери купе без подручных средств. Наверное, я бы тоже не смог такому отказать.
Раздаётся звук открывающейся двери. Затем вопль мужика:
— Ох, мать!
А потом женский визг заглушает все остальные звуки.
В купе начинается паника. Люди беснуются, одни требуют открыть, другие, напротив, не открывать. В стены нашего купе несколько раз бьётся что-то тяжёлое. Мы же с Димой впадаем в ступор — всё происходящее уже настолько далеко ушло от нашего понимания нормы, что мы попросту не знаем, что нам делать. Шум в вагоне всё усиливается, поэтому мы не сразу понимаем, что часть звуков доносится из коридора. Шаги. Шаркающие шаги, в полном молчании. А затем дверь нашего купе дёргают. Не очень сильно, но явно с намерением открыть. И ещё раз.
— Кто там? — подаю я голос.
В ответ раздаются лишь шлепки и шуршанье… Да ещё запах. Из коридора отчётливо начинает пахнуть разлагающейся плотью.
Вопли в вагоне усиливаются. Судя по всему, неизвестные, заполонившие коридор, успели подёргать двери во все купе. Я тихонько сползаю с лавки на пол, упорно отказываясь верить в реальность происходящего. Судя по всему, с Димкой происходит примерно то же самое. Мы оба тяжело, со всхлипами, дышим. Не знаю, как мой сокурсник, а я весь вымок от пота.
Со временем вопли стихают. Находящиеся в коридоре люди тихонько переминаются с ноги на ногу, дёргают двери, шлёпают по ним ладонями, но становится понятно, что сил проникнуть к нам у них нет. Уверен, почти все пассажиры в эти мгновения благодарят проводницу за то, что она заперла всех на ключ. Как бы там ни было, мы в безопасности, а значит, сможем дождаться помощи. Помощь, конечно же, будет, как же иначе?
Но сквозь быстро ставшие привычными звуки шлепков и перетаптываний начинают пробиваться новые: по коридору кто-то идёт. Шагает тяжело, приволакивая одну ногу. Останавливается у нашего купе. Долго шарит ключом по двери. А затем глухо произносит, распахнув дверь:
— Поезд дальше не идёт. Просьба освободить вагоны.

Поезда

Дело происходило в декабре 2002 года. Сдав последние зачеты, 27 декабря мы с подругой отправились на вечернем поезде домой. Нам предстояло ехать около 6-7 часов. Пройдя в вагон, мы уселись по удобнее, и поезд тронулся с места. За окном дул сильный шквалистый ветер, и кружила метель. От фар поезда и света в окнах купе, снег переливался серебряным свечением. Тем временем Карина, которая сидела рядом со мной, достала плеер и решила подремать с музыкой. В вагоне поезда царил шум. Люди весело болтали о предстоящем празднике, и громко смеялись. Несколько раз к нам с подругой заглядывала пожилая проводница, предлагая горячий чай. Спустя несколько минут к нам присоединилось два молодых человека в военной форме. Сложив свои рюкзаки на полку, они уселись напротив нас и стали тихо о чем то переговариваться. Как видно, они отправлялись на новогодние праздники домой. Мимо нашего купе, изрядно подвыпившие, прошли несколько молодых людей, выкрикивая поздравления с новым, еще не наступившим, 2003 годом. Когда все утихомирились, и в поезде стало более менее спокойно, незаметно для себя самой, я провалилась в царство морфея. Не знаю сколько я спала, но внезапно меня выдернула из сна необычайная тишина, царившая в поезде. Открыв глаза, я прислушалась. Казалось, что время замерло. Я даже не сразу поняла, что поезд стоит на месте. Посмотрев на Карину, я увидела, что она все так же дремала, слабо сжав в руке свой плеер. Взгляд метнулся в сторону парней, которые тоже спали. Я тихонько встала с места и, приоткрыв дверь купе, я выглянула в коридор, но в нем никого не оказалось. Решив разузнать, в чем дело, я прихватила пачку сигарет и направилась в купе проводницы. Войдя в купе, я обнаружила его совершенно пустым. Немного подумав, я развернулась и направилась в тамбур, в надежде отыскать хоть кого-нибудь там. Войдя в тамбур, я поежилась от холода. Двери вагона почему-то были открыты. Холодный зимний ветер заносил в тамбур рой снежных хлопьев. Достав зажигалку и сигарету, я прикурила. Вдруг я услышала, как около входа в вагон заскрипел снег, будто по нему кто-то идет. С каждой секундой звук становился отчетливее. Он приближался к тамбуру. Через несколько секунд, тяжело дыша в вагон вошел пожилой коренастый человек с большим походным рюкзаком на спине. Вся одежда его была в снегу, а на голове отсутствовал головной убор. Дед пристально посмотрел на меня, от чего мне сделалось немного не по себе. Лицо его озаряла надменная ухмылка, а глаза блестели не добрым огоньком.
– Всё курим? Портим здоровье? – с презрением в голосе сказал дед, все так-же поглядывая на меня своими серыми, выцветшими со временем глазами.
– А вам-то какое дело? Будто вы свое здоровье портите, – грубо ответила я, выдыхая сигаретный дым. Дед невнятно что-то пробормотал и, отпихнув меня в сторону, направился в вагон, как вдруг дверь в соседний вагон отворилась, и передо мной предстала проводница, которая заглядывала в начале пути в наше купе. Это была женщина лет шестидесяти-шестидесяти пяти с ярко-голубыми глазами. Над губой у нее была маленькая родинка, но не смотря на возраст, у женщины сохранились остатки былой красоты. Светлые волосы были стянуты в тугой узел на макушке. А одежда проводницы выглядела мешковатой на худом теле женщины.
– Что здесь происходит? – громко осведомилась она, поправляя рукава рубашки, торчащей из-под пиджака.
– Да, ничего особенного. Просто тут дед какой-то вломился и поперся в вагон, – безразлично ответила я.
– Какой еще дед? – испуганно спросила женщина, побледнев как мел. Я вкратце описала внешность странного дедка, появившегося из
ниоткуда, и закончив свой рассказ, увидела в глазах проводницы дикий страх.
– Что такое? – спросила я у женщины.
– Пройдемте в мое купе, – проводница в быстром темпе направилась в свое купе. Выкинув не докуренную сигарету, я последовала следом. Когда мы прошли внутрь, она налила в граненые стаканы чаю, и пригласила присесть. Нисколько не задерживаясь, я села напротив женщины, и взяв чай, выжидающе посмотрела на неё. Несколько замешкавшись, проводница взяла озябшими руками свой чай, и посмотрела в окно, за которым вовсю гуляла метель. Несколько минут мы провели в полной тишине, и вдруг, собравшись с мыслями, женщина поведала мне такую историю:
– Когда я была со всем молодой, и только начинала работать проводницей, однажды зимой, поздно вечером, поезд внезапно остановился. Когда я пошла узнавать у машиниста, что произошло, он не смог мне ничего объяснить, ссылаясь на возможную поломку. Возвращаясь в свое купе, я заметила, что в тамбуре кто-то стоял. Подойдя ближе, я увидела дедушку, точь в точь такого же, как ты мне и описала. Я поинтересовалась у него, что он здесь делает и как попал в поезд, на что он промолчал и направился к купе №7. Я немного растерялась от такой наглости и последовала за ним. Но, несмотря на свой возраст, дед оказался очень быстрым. Когда я вошла в купе, в которое проследовал этот дед, там никого не оказалось, кроме рюкзака, что был у него на спине. Немного опешив, я осмотрела купе снова, не веря своим глазам. Но в нем никого не было, кроме злополучного рюкзака. Я подошла к нему и начала его осматривать. Ничего необычного я в нем не заметила, и поборов все нормы приличия, я открыла его. Но, не смотря на то, что с виду он был полным, внутри он оказался пустым… но – женщина замолчала, и в упор посмотрела на меня, ожидая какой-нибудь реакции. Но я сидела и молчала, пытаясь понять, к чему же она ведет.
– Там ведь что-то было? Да? – спросила я. Проводница кивнула головой и продолжила:
– Да. На дне рюкзака лежала старая потрепанная тетрадка, – ответила она и отхлебнула чай.
– И что в ней было? – нетерпеливо спросила я.
– В ней были какие-то записи. Но разобрать, что именно было записано, я не смогла. Они были на каком-то незнакомом мне языке. Единственное, в каждом предложении повторялось одно и тоже слово, – женщина снова отхлебнула чай, еле-еле поднеся дрожащими руками стакан к губам.
– «27 декабря-7», – никто из нас последующие несколько минут не проронил ни слова. Проводница задумчиво посмотрела в окно, за которым все так-же танцевали в вальсе пушистые снежные хлопья. Я молча наблюдала за ней, ожидая продолжения, как вдруг, женщина резко отвернулась от окна и большими удивленными глазами посмотрела на меня в упор.
– Я вспомнила! В прошлый раз было тоже 27 декабря, – ответила она.
– И что же дальше? – спросила я. Женщина ухмыльнулась:
– Что дальше? – проводница молча встала и подошла к небольшому стеллажу, который стоял у стенки. Открыв дверцу, она достала небольшую пожелтевшую вырезку из газеты. Прикрыв дверцу, она кинула вырезку прямо передо мной на столик. Притянув к себе её поближе , я увидела большой заголовок, который гласил : «Странная пропажа поезда №607». Несколько раз прочитав заголовок, я перешла к заметке: « 27 декабря 1964 года поезд отправлявшийся по маршруту N-NN бесследно исчез, не доехав до пункта назначения. Проводилось тщательное расследование, но никаких зацепок не было обнаружено. По последним записям, было выявлено, что в поезде находилось около ста двадцати человек, включая машиниста и проводниц. Ни каких следов людей найдено не было. На этом расследование было приостановлено». На этом заметка закончилась, но под ней оказалась старая фотография: на фоне пропавшего поезда №607 стояли проводницы и машинист, счастливо улыбающиеся фотокамере. Под фото стояла маленькая дата, почти выцветшая на старой бумаге: 7 января 1965 год.
Я недоумевая посмотрела на проводницу, которая все так же стояла около стеллажа и не спускала с меня глаз. Еще раз посмотрев на фотографию, я пригляделась и заметила у одной из проводниц на фотографии уже знакомую родинку над губой. По спине пробежал неприятный холодок. Отвернувшись от вырезки, я посмотрела на проводницу, которая смотрела на меня с откровенной ухмылкой. Я не говоря не слова, вылетела из купе и побежала в свой вагон. Внутри меня все похолодело от ужаса, который я испытала. Тело покрылось мурашками, а ноги стали ватными. Силой дернув холодную ручку двери вагона, я забежала в свой отсек и прямиком направилась к себе в купе. Притормозив около своего купе, я подняла голову и внутри в меня что-то оборвалось. Увидев злосчастный номер 7, я дрожащими руками открыла дверцу. Вдруг на меня с кулаками налетела Карина, и я, немного опешив, отскочила назад, чуть не упав вместе с подругой на холодный пол вагона.
– Где тебя носило, черт подери? – Грозно сверкнув глазами спросила Карина. Утихомирив свою подругу, я потянула её в купе, и забравшись с ногами на диванчик начала рассказывать историю, которая со мной приключилась. Шатенка во время моего рассказа не проронила ни слова, но когда я закончила, она повернулась ко мне и начала смеяться, чуть не разбудив наших соседей.
– Ты точно сигареты курила? – издевательски пропела девушка. Не успев сказать Карине в ответ едкую фразу, поезд вдруг дернулся, и свет в купе потух. Двое парней, которые ехали с нами в одном купе, проснулись, подскочив на месте.
– Чё за фигня? – раздался приятный мужской голос, попутно выдав несколько еще матных ругательств. Карина не теряя ни секунды, с
любопытством начала в темноте разглядывать парней. Я недолго думая, завопила на всё купе.
– Я пойду выйду в коридор и узнаю, что происходит, – раздался второй, более грубый мужской голос. Я услышала, как дверь от купе отворилась, и парень вышел в вагон. Вдруг около нашей двери раздалось громкое покашливание. Дверь с тихим скрежетом отворилась, и на пороге появился старичок. У меня резко закружилась голова, и я провалилась в темноту.
Через какое-то время я открыла глаза и огляделась вокруг. Рядом со мной мирно спала Карина. Бросив взгляд на парней, я увидела, что они тоже спят. Вокруг стояла знакомая неприятная тишина. Поезд стоял на месте. . .
2003 год 7 января.
«Странная пропажа поезда №706»
« 27 декабря 2002 года поезд отправлявшийся по маршруту N-NN бесследно исчез, не доехав до пункта назначения. Проводилось тщательное расследование, но никаких зацепок не было обнаружено. По последним записям, было выявлено, что в поезде находилось около ста сорока человек, включая машиниста и проводниц. Ни каких следов людей найдено не было. На этом расследование было приостановлено».
Авторы: Кочеткова Анастасия и Косикова Карина

Поезд

Однажды мать решила махнуть со мной в Анапу на летние каникулы. Поехали мы, как полагается, на поезде.
Жаркий плацкарт, где даже с открытыми окнами раскалённый воздух никак не желает остывать, общительные соседи с курицей гриль и огурцами в фольге, истории за чаем, торчащие сверху пятки неизвестного попутчика, в общем, всё как надо.
Первый день нашей поездки мать провела за карточной игрой с Марусей Евсеевной, своей новой лучшей подругой. А я переместился в прохладный тамбур, где хоть и было накурено, воздух радовал своей температурой. Однако там меня ожидал другой сюрприз.
Девушка сидела на железном мостике между двух вагонов, свесив ноги вниз. Я просто открыл дверь, чтобы чуть-чуть проветрить, и наткнулся на неё. Худая, бледная, черноволосая. Я её окликнул, но девчонка не реагировала.
Я спросил, как ее зовут. Девушка, что удивительно, посмотрела на меня с сочувствием.
– Меня зовут Уна.
– Слава…
– А ты из какого купе? – вдруг спросила она. – Я тебя почему-то раньше не видела.
– А ты что, за пол дня успела весь вагон изучить?
– Пол дня? – она горько усмехнулась. – Чёрт, а это ведь почти смешно.
– Не понимаю, чего смешного. Что здесь происходит вообще?!
– Я провела в этом поезде уже почти четыре месяца. Он никуда не приедет. Никогда. Правда, за это время я ни разу не видела, чтобы приходили новенькие.
Она это говорила с таким серьёзным видом, что я едва не воспринял её слова серьёзно.
– Стоп-стоп. Успокойся, подожди, – я засмеялся. – Ты сейчас меня разыгрываешь? Что за чушь?
– О, да, я тоже поначалу отказывалась в это верить.
– О’кей, – я улыбнулся, предвкушая логическую расправу над этим немыслимым ахтунгом. – А что ты скажешь насчёт остальных пассажиров? Они что, не замечают, что едут уже четыре месяца?
– Нет, – покачала головой девушка. – Иди и спроси, когда мы приедем. Давай иди, у любого спроси! А потом спроси, как давно поезд в дороге.
– Дурацкий розыгрыш.
Нет, это невесело нисколько. Этот спектакль ещё начаться не успел, как уже надоел мне. Я спешно распрощался со странной девушкой Уной и остаток дня провёл в своём купе. Слава богу, что завтра рано утром поезд прибывает.
Можете себе представить, каково было моё удивление, когда на следующий день поезд всё ещё ехал!
– Мам! – я в недоумении смотрю в окно. – Почему мы не вышли? Сколько времени?
– Правильно говорить “который час!” – не могла не заметить мать. – Слав, ты бы поспал ещё. Мы ж вчера только сели. Ещё сутки ехать.
Я резко выпрямился на койке, больно ушибив макушку об потолок. Спустился вниз под неодобрительным взглядом Маруси Евсеевны.
– Какое сегодня число?
– Двадцать шестое, – отозвалась мама.
Это верно, вчера было двадцать пятое. Но в поезд мы сели двадцать четвёртого.
Ни слова больше не сказав, я выскочил из плацкарта и отправился на поиски единственного человека, который хоть какую-то ясность мог внести.
Долго Уну искать не пришлось. Таинственная попутчица сидела всё в том же прохладном тамбуре, болтая ногами над проносящимися внизу рельсами.
– Привет, – улыбнулась она одними губами. – Слава, кажется.
– Слушай, это какой-то маразм, но, кажется, ты права. Наша дорога длится двое суток, сегодня утром поезд должен был прибыть в Анапу, но мы до сих пор в пути!
Она резко замерла. И медленно повернула на меня голову.
– Ты… помнишь, когда сел в поезд?.. – произнесла она почти с благоговейным трепетом.
– Ну да, конечно, помню! Как можно забыть то, что было двое суток назад!
– Представь себе, можно! Достаточно взглянуть на других, – сказала она. – Фокус в том, что никто не помнит, сколько прошло времени. Я села на поезд перед Новым годом, ехала навестить дедушку. Сейчас уже июнь. Это не день сурка, время идёт. У меня отрастают волосы, ногти, вещи изнашиваются. Но больше об этом не знает никто. Каждый день у остальных пассажиров новая версия своего прошлого. Я каждого проверила. Нет больше таких, как мы с тобой.
– А сойти ты не пробовала? Поезд ведь останавливается на промежуточных станциях!
– Я сходила. Шла в сторону города. Но стоило мне заснуть – как я снова попадала сюда. Самое большее, сколько мне удалось продержаться без сна – трое суток. Я убивала время в Воронеже на вокзале, бродила по магазинам и окраинам города. Но время тянулось за мной, пока хватало сил бодрствовать. А дальше снова рекурсия – этот поезд. Купе.
– Как же здесь столько времени не закончилась еда?
– Вопрос, – вздохнула Уна. – Она вроде заканчивается, если на неё смотреть. То есть… она может закончиться у тебя, но у других пассажиров – нет. Увы, мне ни разу не удавалось проследить момент, когда она появляется. Я этого не понимаю.
– Бред. Просто бред…
– Просто… Здесь всё ненастоящее. Даже люди. Как будто каждый из них действует по какому-то заданному алгоритму действий. Рассказывает свои истории, ест, пьёт, спит.
Я сидел и молчал. То, что говорила Уна, конечно, объясняло всё происходящее. Но никак не могло быть правдой. Никак.
Я горько усмехнулся. Мы сидели на маленьким железном мостике, а перед нашими глазами проносился мир, такой огромный, такой живой.
– Уна, – говорю. – Как ты думаешь, почему именно мы? Что с нами не так?
– Я над этим долго размышляла, – отзывается моя спутница, убирая со лба растрёпанные ветром волосы. – И какое-то время думала, будто это поезд – олицетворение моей нерешительности. Я всегда всего боялась. Боялась сказать “нет” деспотичным родителям, боялась познакомиться с парнем, который мне нравился восемь лет. Боялась пойти в студию рисования, так как думала, что мои навыки недостаточно хороши. И всегда всё откладывала на потом. Такое чувство, что миру как будто надоело наблюдать за тем, как я впустую трачу своё время. И он засунул меня туда, где я могу тянуть резину сколько угодно. До самой смерти.
А ведь была логика в её рассуждениях. Я сам страдал тем же самым. Только теперь…
Дни тянулись, словно клейкая смола. Жара мёртвым душным одеялом накрыла пассажиров, и теперь они словно тюлени на берегу пухли в койках.
Я угодил в место, где всегда была еда, вода, чистая постель. Мне не требовалось работать, чтобы жить, не требовалось думать, где взять денег, ведь тратить их было не на что. Я угодил в такой мир, о котором, как мне казалось, всегда мечтал.
Но не тут-то было.
Тоска подкрадывалась тихо. Всё это время. Шаг за шагом.
– Мам, – говорю я очередным утром, – у тебя было когда-нибудь такое, что время как будто остановилось?
– У меня? – она, конечно, к таким вопросам не привыкла. – А то как же. Было. И не раз. Я два года ждала, когда твой отец вернётся. Время тогда вообще замерло и никуда не шло… Жаль, я слишком поздно поняла, что надо ехать к нему самой.
Ну конечно! В тот момент меня осенило: я схватил телефон и бросился в тамбур, чтобы позвонить Лене Енотовой, самой красивой девчонке в школе. Я набирал номер и ждал гудков, но их всё не было.
– Здесь нет связи, умник, – усмехнулась Уна. – И интернета на телефоне тоже нет. Думаешь, я не пыталась?
Смотрю на Уну. На её худые коленки, растрёпанные тёмные волосы, ещё влажные после мытья в раковине.
– Ты нравишься мне, – говорю вдруг, сам того не ожидая.
И всё как-то сразу становится на свои места. Как можно было столько времени не замечать, что человек, к которому меня действительно тянет, был всегда рядом со мной?.. Слепой дурак!
– А ты мне, – ответила Уна и обняла.
– Если бы только мы могли доехать… я бы пригласил тебя куда-нибудь. Хотя… – мне вдруг стало как-то совсем не важно, доедем мы или нет. – Пошли в вагон-ресторан! Прямо сейчас! Угощу тебя чаем со сникерсом.
– Серьёзно? – вдруг воодушевилась Уна. – Конечно, пошли! А то, надо признать, дошираки мне уже поднадоели.
Мы пили чай, болтали, наслаждались какой-то странной, неведомой ранее свободой. Не могу объяснить это странное чувство. Как будто не было никакого поезда без конца, не было никаких клеток и никаких границ. Потом день плавно перетёк в вечер, а вечер – в ночь. Мы с Уной могли делать всё, что угодно, ведь завтра снова будет такой же день, такой же похожий на все остальные, но такой замечательный день.
А потом меня разбудил грозный голос матери.
– Вот ведь бесстыдник! Весь в отца!
Я разлепил глаза, и перед ними тут же прояснилось искажённое гневом лицо мамы.
Я вспомнил вчерашний день. И то, почему нахожусь здесь, в чужом купе, за три вагона от родного плацкарта.
Уны рядом не было. Только смятые простыни и её резинка для волос.
– Ну и что ты здесь делаешь, позволь уточнить?! – продолжала негодовать мама, а проводница за её спиной что-то активно обсуждала с Марусей Евсеевной. – Мы тебя уже минут двадцать ищем! Совсем совесть потерял! Нас дядя Боря всё утро ждёт!
– Ч-что?..
Только тогда до меня дошло. И я едва не забыл, как дышать. Поезд не двигался. Мы стояли.
Я вскочил на ноги и припал к окну, за которым раскинулся город, здание вокзала с большой надписью “Анапа”. Я начал смеяться, да так, что даже проводница с маминой подружкой умолкли.
– Слав, ты что, перегрелся?
А я ей не отвечал. Я смотрел в окно. Там девушка с длинными тёмными волосами махала мне рукой.
Источник.

Про поезда, страшные истории.

Ночью в поезде.
Эту историю мне рассказала моя хорошая подруга пару лет назад, в правдивости ее слов я не сомневаюсь. Ольга (назовем ее так) училась в ВУЗе в другом городе, на праздники, а иногда и на выходные, приезжала к нам в город. В одну из таких поездок с ней и случилась эта история. Далее буду писать с ее слов.
Села я в поезд вечером, уже утром я должна была быть дома. Продуктов не стала брать с собой, взяла только водичку попить. Хотела отоспаться в поезде, устала от утренней учебы и от бессонных студенческих ночей. Ехала в плацкарте в предпоследнем отсеке на боковом месте внизу, поездка больше была спонтанной, и о хорошем месте заранее я не побеспокоилась. Уснула я практически сразу, как тронулся поезд.
Проснулась ночью ближе к трем часам, была какая-то мелкая остановка минуты на две. Пока спала, захотелось в туалет, ну и заодно покурить. В вагоне вроде все спали, было тихо. Когда поезд двинулся, я схватила с собой дамскую сумку и пошла первым делом в уборную. Остановка была недолгая, ночь, поэтому туалет был открыт. После пошла в коридорчик-курилку, что между вагонами (получается – коридор, дальний от главного входа в вагон). Встала подальше от дверей лицом к окну, взяла сигарету и стала искать зажигалку. Перерыла всю сумку, но не нашла. Вспомнила, что, скорее всего, оставила ее в общаге. В коридоре была одна, расстроилась, что все спят и спросить “прикурить” не у кого. В надежде найти другой “затерявшийся” источник огня в вечном хаосе сумки я присела на корточки, все так же сидя лицом к окну, и стала усердно копаться в ней. Примерно через минуту почуяла запах табака сзади, при этом не слышала, чтобы кто-то входил в коридор (ну понимаете, что когда двери между вагонами открываются, то становится шумно), но не придала этому значения. Оглянувшись, увидела девушку, стоявшую ко мне спиной. Она курила. Я второпях встала и обратилась к ней с просьбой одолжить “прикурить”. Девушка обернулась (обычная такая, лет 25-27 примерно) и без всяких эмоций и слов протянула мне руку с зеленой зажигалкой. После опять повернулась к окну, выпуская дым, продолжила курить. Я, сказав “спасибо” ее спине, начала чиркать, дабы зажечь огонь. Но зажигалка не поддавалась мне, выходили только искры, и я с усердием чиркнула еще пару раз, в это время уронив открытую сумку, зажатую подмышкой. Из нее вывалились зубная щетка, расческа и телефон. Я стала все это судорожно собирать. Когда все подняла, то увидела, что девушки рядом нет. Она не могла выйти из тамбура, мною не замеченной, так как я сидела на корточках посреди коридора, собирая свои вещи. Длилось это все не больше 20 секунд, и если бы она выходила, то я бы это увидела и почувствовала, в конце концов, услышала бы. Тут же в голову пришла мысль, что зажигалка у меня, но ни в руке ее, ни в сумке, ни вокруг не было. Более того, до меня стала доходить мысль, что даже дыма нет в тамбуре, и запаха сигарет тоже (а он такой специфический, быстро не проветрится в таком маленьком помещении за такое короткое время).
Я стою, как вкопанная, ничего не могу понять, рассуждаю и осознаю про себя, и тут резко меня обдувает холодный ветер. Я вскрикнула и бегом выскочила из тамбура. Забежала в вагон, села на свое место, поджав ноги. Казалось, что я одна в вагоне полном людей, пусть и дрыхнущих. Мне хотелось кричать от страха, разбудить абсолютно всех, рассказать всем, чтобы просто не делить этот ужас одной. Немного придя в себя, стала озираться по сторонам, но все спали, кто-то в начале вагона даже храпел. Преодолев страх, я встала и направилась в сторону комнаты проводницы, в голове мелькали разные мысли – что же ей сказать. Дойдя до комнаты, стала стучать в дверь, но никто мне так и не открыл (возможно, проводница спала или пошла в соседний вагон, ну мало ли). Я еще постояла возле дверей, было жутко возвращаться на свое место, вдруг эта “дамочка” будет где-то там.
Вскоре услышала, что кто-то ворочается и кашляет, решила, что это мой шанс дойти до своей кровати. Набравшись мужества, я, не глядя по сторонам, пошла к месту, запрыгнула на него, закрылась с головой простыней и тихонько заплакала, в этот момент чувствовала себя просто беспомощным и испуганным ребенком. Немного успокоившись, так и лежала, в надежде, что скоро кто-то проснется. Спустя какое-то время настала долгожданная остановка, и на ней в вагон зашли двое подвыпивших, как я поняла, мужиков, поселившись недалеко от меня, они продолжили пить, стараясь общаться шепотом. Еще никогда я не была так рада “пьянчугам” в вагоне.
Такая вот история. Мы с подругой долго потом обсуждали эту историю, думали, что это могло быть. Что за «призрак девушки» в вагоне, а может быть фантом. Добавлю: подруга полностью вменяема, не была в алкогольном или наркотическом опьянении. «Показалось» тут не скажешь, ведь она все это видела, даже запах чувствовала, получается еще и контактировала, раз зажигалку взяла, которая потом так же бесследно исчезла, как и ее хозяйка.

Про поезда, страшные истории.

Ночью в поезде.
Эту историю мне рассказала моя хорошая подруга пару лет назад, в правдивости ее слов я не сомневаюсь. Ольга (назовем ее так) училась в ВУЗе в другом городе, на праздники, а иногда и на выходные, приезжала к нам в город. В одну из таких поездок с ней и случилась эта история. Далее буду писать с ее слов.
Села я в поезд вечером, уже утром я должна была быть дома. Продуктов не стала брать с собой, взяла только водичку попить. Хотела отоспаться в поезде, устала от утренней учебы и от бессонных студенческих ночей. Ехала в плацкарте в предпоследнем отсеке на боковом месте внизу, поездка больше была спонтанной, и о хорошем месте заранее я не побеспокоилась. Уснула я практически сразу, как тронулся поезд.
Проснулась ночью ближе к трем часам, была какая-то мелкая остановка минуты на две. Пока спала, захотелось в туалет, ну и заодно покурить. В вагоне вроде все спали, было тихо. Когда поезд двинулся, я схватила с собой дамскую сумку и пошла первым делом в уборную. Остановка была недолгая, ночь, поэтому туалет был открыт. После пошла в коридорчик-курилку, что между вагонами (получается – коридор, дальний от главного входа в вагон). Встала подальше от дверей лицом к окну, взяла сигарету и стала искать зажигалку. Перерыла всю сумку, но не нашла. Вспомнила, что, скорее всего, оставила ее в общаге. В коридоре была одна, расстроилась, что все спят и спросить “прикурить” не у кого. В надежде найти другой “затерявшийся” источник огня в вечном хаосе сумки я присела на корточки, все так же сидя лицом к окну, и стала усердно копаться в ней. Примерно через минуту почуяла запах табака сзади, при этом не слышала, чтобы кто-то входил в коридор (ну понимаете, что когда двери между вагонами открываются, то становится шумно), но не придала этому значения. Оглянувшись, увидела девушку, стоявшую ко мне спиной. Она курила. Я второпях встала и обратилась к ней с просьбой одолжить “прикурить”. Девушка обернулась (обычная такая, лет 25-27 примерно) и без всяких эмоций и слов протянула мне руку с зеленой зажигалкой. После опять повернулась к окну, выпуская дым, продолжила курить. Я, сказав “спасибо” ее спине, начала чиркать, дабы зажечь огонь. Но зажигалка не поддавалась мне, выходили только искры, и я с усердием чиркнула еще пару раз, в это время уронив открытую сумку, зажатую подмышкой. Из нее вывалились зубная щетка, расческа и телефон. Я стала все это судорожно собирать. Когда все подняла, то увидела, что девушки рядом нет. Она не могла выйти из тамбура, мною не замеченной, так как я сидела на корточках посреди коридора, собирая свои вещи. Длилось это все не больше 20 секунд, и если бы она выходила, то я бы это увидела и почувствовала, в конце концов, услышала бы. Тут же в голову пришла мысль, что зажигалка у меня, но ни в руке ее, ни в сумке, ни вокруг не было. Более того, до меня стала доходить мысль, что даже дыма нет в тамбуре, и запаха сигарет тоже (а он такой специфический, быстро не проветрится в таком маленьком помещении за такое короткое время).
Я стою, как вкопанная, ничего не могу понять, рассуждаю и осознаю про себя, и тут резко меня обдувает холодный ветер. Я вскрикнула и бегом выскочила из тамбура. Забежала в вагон, села на свое место, поджав ноги. Казалось, что я одна в вагоне полном людей, пусть и дрыхнущих. Мне хотелось кричать от страха, разбудить абсолютно всех, рассказать всем, чтобы просто не делить этот ужас одной. Немного придя в себя, стала озираться по сторонам, но все спали, кто-то в начале вагона даже храпел. Преодолев страх, я встала и направилась в сторону комнаты проводницы, в голове мелькали разные мысли – что же ей сказать. Дойдя до комнаты, стала стучать в дверь, но никто мне так и не открыл (возможно, проводница спала или пошла в соседний вагон, ну мало ли). Я еще постояла возле дверей, было жутко возвращаться на свое место, вдруг эта “дамочка” будет где-то там.
Вскоре услышала, что кто-то ворочается и кашляет, решила, что это мой шанс дойти до своей кровати. Набравшись мужества, я, не глядя по сторонам, пошла к месту, запрыгнула на него, закрылась с головой простыней и тихонько заплакала, в этот момент чувствовала себя просто беспомощным и испуганным ребенком. Немного успокоившись, так и лежала, в надежде, что скоро кто-то проснется. Спустя какое-то время настала долгожданная остановка, и на ней в вагон зашли двое подвыпивших, как я поняла, мужиков, поселившись недалеко от меня, они продолжили пить, стараясь общаться шепотом. Еще никогда я не была так рада “пьянчугам” в вагоне.
Такая вот история. Мы с подругой долго потом обсуждали эту историю, думали, что это могло быть. Что за «призрак девушки» в вагоне, а может быть фантом. Добавлю: подруга полностью вменяема, не была в алкогольном или наркотическом опьянении. «Показалось» тут не скажешь, ведь она все это видела, даже запах чувствовала, получается еще и контактировала, раз зажигалку взяла, которая потом так же бесследно исчезла, как и ее хозяйка.

/sn/ – Страшные истории про поезда

Эта криповатая история произошла в 2000 году, в мою бытность первокурсником. Учился я в Москве, а жил в небольшом поселке в З0 км от МКАДа, откуда добирался на электричке.
Весна. Пятница. По традиции, мы – студенты – допоздна отмечали этот день недели большим количеством пива с сухариками и задушевными беседами.
Уже поздно. Все разговоры сказаны, все деньги инвестированы в напитки, и мне пора срочно прощаться, чтобы успеть на последнюю электричку до дома.
Едва успев на вокзале взять бутылочку пива на последние деньги, забегаю в закрывающиеся двери. Тронулись. Пассажиров – единицы. И я, узнав у одного из них о маршруте, понимаю, что поезд – дальний, а значит всего несколько остановок на пути. Конечно, в моем маленьком поселке мне сойти не удастся. Но вот в городе за 8 км до него – вполне возможно. Я начинаю неспешно прикидывать план действий и перебирать варианты: идти пешком ночью – не подходит, денег на такси нет, автобусы уже не ходят, на вокзале в этом городке ночью закрыт, если позвонить – кому и как? У меня с собой лишь зажигалка, разряженный телефон и пакет с большой общей тетрадью (которые потом сыграют свою роль). За этими думами я благополучно засыпаю.
Просыпаюсь от того, что мне не реально холодно, вот просто до дрожи. Открываю глаза и вижу прямо передо мной на сиденье сидит большой черный пес и смотрит на меня стеклянными глазами. В вагоне полная темнота и не единого человека. Только стук колес. За окнами – лес. Я, слабо соображая, пытаюсь встать, но пес начинает рычать на меня и скалить клыки. Я пытаюсь с ним о чем то говорить и, немного заболтав, бочком пробираюсь к тамбуру. Собака меня не преследует, остается сидеть в прежней позе и рычать.
Немного переведя дух, я все-таки пробираюсь в соседний вагон. Тут светло и тепло. И сидят несколько людей. Ближе всего ко мне сидит пьяный старик, похожий на цыгана, везет с собой двух дохлых неощипанных кур в корзине. Подсаживаюсь. С трудом узнаю у попутчика, что проехали мы слишком много, следующая остановка вроде скоро должна быть. В этих местах я никогда не был. Иду к схеме пути прикидывать, сколько же я проспал и что в конце концов теперь делать. В полном недоумении сажусь к старику обратно, решая сойти на первой остановке. Старик начинает рассказывать какую-то историю про то, как его дочь Жанна заживо сгорела вместе с их домом, и он пьет из-за этого. Его диалект, тем более по пьяному делу, я почти не могу разобрать, поэтому отвернувшись к окну, пытаюсь привести мысли в порядок и дождаться остановки.
Дожидаюсь. По моим прикидкам около двух часов прошло, как мы проехали мою платформу. То есть – далековато я от дома. Выходим вместе со стариком на этой остановке. Я пытаюсь получить у него информацию, куда тут можно пойти, у кого спросить и т.п. Но я его окончательно перестал понимать и поэтому отпускаю. На перрон вышли еще три человека, я пытаюсь подойти к ним с теми же вопросами, но двое от меня шарахаются, а третий – лысый мужик – вскользь кидает “Остерегайся цыган!” И быстро удаляется.
Платформа пустеет. Электричка ушла. Кругом темнота, если не считать одного тусклого фонаря. Никаких строений нет, только деревья вокруг платформы. Даже касс и лавок здесь нет. Знаете, как в фильме “Игра”: все вдруг разбежались, выключили свет, и вот я остался один. Остатки алкоголя из меня выветрились. В то время я был довольно беспечным, но в этой ситуации меня начинает немного плющить. Не то, чтобы был повод, просто полнейшая неопределенность и мистика происходящего. По прикидкам часа 3 ночи. И жуткий холод.
Постоял, подумал и решил немного обследовать окрестности, ну какие-то дома или магазины рядом должны же быть, хотя бы погреться. Пошел в сторону куда все удалились. Походил по тропинкам туда-сюда, пару раз обошел платформу – нет никакой ясности. Даже звуков каких-то посторонних нет.
Иду обратно на перрон. Смотрю – старик, с которым ехали, лежит на земле со своими курами и улыбается мне, хотя вот минуту назад его тут точно не было. Я удивился, спрашиваю: “Тебе не холодно?”. Он, улыбаясь, отчеканивает чисто: “Где. Моя. Собака.” Я застыл. Он повторил еще громче. Я говорю: “Какая собака? Черная?”. Этот цыган вскакивает с земли: “Что ты сделал с моей собакой?!!” И бросается на меня, пытаясь душить. Не сказать, что силы богатырской он, но и не слабый точно. Начинаю его отпихивать, я обескуражен всем происходящим. Оттолкнул, он свалился к своим курам. И тут совсем непонятно откуда выскакивает цыганка с доской от забора, в которой гвозди торчат. Начинает орать на меня по-своему, вроде как я старика избиваю. У нее один глаз, во втором только белок. Начинаю объяснять ситуацию, потом плюю на это и отправляюсь на платформу.
Встаю под фонарем, жду непонятно чего. Понимаю, что обнаруживаю себя, если сейчас они придут ко мне сюда, мне меньше всего это надо. Но идти по сути некуда.
Идут. Даже бегут. Их четверо. Одноглазая цыганка позвала еще двух цыганок и одного молодого амбала, вроде как сына одной из них. Он подбегает ко мне с ножом. Орет: “Ты убил Жанну?”. Полный сюр. Очнувшись, пытаюсь объяснить, что проспал свою остановку, что старика встретил в поезде и т.д. Ничего не слушают, орут, кидаются друг на друга и на меня. Цыган приставляет нож вплотную мне к горлу. У меня выступают слезы. Думаю – вот и конец. Сказать ничего не могу. Ступор полный. Не знаю, сколько прошло, но одна из цыганок все-таки отталкивает его. Мне – пощечину. Опять начинают ругаться между собой. В это время я ретируюсь. Прыгаю с платформы и бегу, бегу.
Может километра полтора-два в итоге я прошел. Хвоста вроде нет, останавливался несколько раз, проверял. Сердце просто бешено колотится. Пошли какие-то ветхие домики. Стучу – не открывают или нет никого. Вроде и холод уже не чувствуется, но надо что-то делать. Темнота всюду по-прежнему. Может с десяток домов обошел. Где-то шептались за дверью, но не открывали, где-то орали, чтобы убирался.
Звоню в один дом. Женщина русская спрашивает, чего надо. В доме младенец орет надрывается. Рассказываю историю. Умоляю впустить. Стою, канючу. Предложил ей свой телефон, посмотрела на него через окно. Открывает. Взяла телефон. Пригласила, говорит, дождись рассвета за столом. Вскипятила чайник. На ребенка – ноль внимания, он кричит, не переставая. Я говорю, может с ребенком помощь нужна. Говорит, сиди, не твое дело. Сижу. Чай пью. Вроде даже согрелся, минут двадцать прошло.
А она ходит то по дому, то во двор, непонятно чем занимается. Присмотрелся – вроде рожать ей точно поздно, может бабушка. Ее нет. Ребенок затих. Жду еще десять минут. Ее нет. Ну я встал и пошел в комнату к ребенку, ну мало ли чего с ним. Смотрю – нет там никого, импровизированная кроватка есть, а в ней нет ребенка, но вроде и двери второй нет, а мимо меня она не заходила. Думаю, сколько неведомой херни мне еще этой ночью предстоит вынести. В итоге пришла, села за стол, чем-то занимается. Спрашиваю: “А ребенок во дворе?”. Она отвечает: “Какой еще ребенок?”. Думаю, хватит, надо делать ноги, начинаю у нее выяснять, есть ли у кого тут машина или телефон. Говорит, нету.
Сижу дальше, что же делать. В доме чем только не воняет, да и женщина жутковатая, но тепло, относительно светло и безопасней, чем на улице. И тут она спрашивает, мол, что от тебя эти цыгане вообще хотели? Ну я начал рассказывать, что рехнулись, дознавались про какую-то Жанну. Вдруг, как только услышала это имя, она вся побелела, вскочила и начала орать чтобы я мигом выметался из ее дома. Бросила в меня мой телефон. Я стою в непонятках. Она орет благим матом. Вены все на лбу повздувались. И тут ребенок в той же комнате начинает надрываться. Подобрал я свой телефон и вышел оттуда на ватных ногах.
Только за мной дверь на ключ запирается, слышу крики этих цыган на дороге. Меня ищут. И идут в моем направлении к двери этой женщины: ребенок орет и свет в окне. Я не знаю, как я смог сделать усилие, но все-таки зашел за какой-то сарай, вроде как спрятался, но посчитал что не надолго, и она меня сейчас сдаст. О чем они через дверь говорили я не слышал, а может просто не запомнил, но цыгане вчетвером в том же составе довольно быстро потеряли интерес и пошли дальше.

Поезд

Один мальчик поехал с классом на каникулах в Санкт-Петербург. Поехали поездом, потому что большинство родителей не хотело переживать за детей, что они летят самолетом, что могут упасть… И вот, подъезжает класс уже к Петербургу. А у этого мальчика что-то живот прихватило. Он уже несколько раз ходил в туалет и опять пошел. Вошел, сделал свои дела, а выйти не может. То ли дверь заело, то ли проводница уже закрыла дверь. Мальчик не хотел звать на помощь, он знал, что над ним все будут смеяться, а в их классе были очень жестокие дети. Он пробовал сам выбраться. И вот поезд уже подошел к перрону, остановился, а мальчик все еще в туалете. Он подумал, что про него вспомнят и тогда освободят. Но совершенно случайно про него все забыли. Учительница даже пересчитала всех по головам, но случайно кого-то посчитала дважды. Проверили все ли вещи забрали. Оказалось, что все. Просто один папаша, который ехал с классом, решил, что унесет сразу несколько сумок, поэтому и взял сумку мальчика. Так про мальчика совсем забыли. А когда вспомнили, то было уже поздно. Никто не мог вспомнить где его потеряли: то ли на вокзале, то ли в метро, то ли в автобусе, то ли прямо в гостинице. А поезд с мальчиком пошел в депо ночевать. У него все никак не получалось выйти из туалета. За окном по громкой связи говорила какая-то женщина, но мальчик не мог разобрать ни одного слова. Это хотя бы немного развлекало его. Но потом пришли какие-то люди морить тараканов. По всему вагону они разбрызгали вонючую жидкость. Эта жидкость даже под дверь туалета затекла. Мальчику стало очень плохо. Было очень противно, и у него начались страшные галлюцинации. Ему стало казаться, что он понимает слова, которые говорит за окном непонятная женщина:
– Восемьдесят седьмой! Восемьдесят седьмой! В туалете поезда сидит плохой мальчик, убейте его!
– Тридцать пятый! Выдерните у мальчика руки!
– Пятый грузовой! Отрежьте мальчику нос!
– Бу-бу-бу! Выньте кишки у него!
Мальчик был так напуган, что сам себе оторвал уши. Так его и нашли утром, с ушами в ушах, говорящим:
– Нет! Нет! Пожалуйста, не жгите меня спичками…

Ночная электричка

Как-то я ехал на электричке домой из ДС в свое замкадье – г. Воскресенск, станция Шиферная. Воскресенье, электричка последняя, время близится ко второму часу ночи – в общем, народу и так чуть, а с приближением к конечной станции (собственно, Шиферная), совсем безлюдно стало. Подъезжает электричка к станции Конобеево (предпоследний крупный населенный пункт перед пунктом назначения), из хвостовых вагонов выходит последний народ. Таким образом, в поезде немного людей остается, только в головных вагонах, так как на следующих двух станциях – пл. 88 км. и Шиферная, так удобней выходить с платформы. Я довольный сижу в абсолютно пустом вагоне.
А еще нужно сказать, что между Конобеево и пл. 88 км. очень длинный перегон, электричка его проходит где-то минут за 15-18, а между ними есть такой полустанок – Трофимово, на котором электричка тормозит очень редко. Представляет он из себя просто платформу средь чистого поля, в радиусе полутора километров никакого жилья там нет.
Так вот, едет электричка на этом перегоне. Сижу, читаю книжку. Вагон совершенно пуст. Пролетаем Трофимово.
Я на секунду оторвал взгляд от книги – просто так – и вернулся к чтению. Проходит еще секунды три, я опять поднимаю взгляд, и, аж дернулся непроизвольно, – через три купе от себя вижу мужика
лет тридцати. Выглядел он абсолютно обычно, одет обыкновенно, вот только глаза… очень глубоко посажены, и,
как будто, желтым светом горят. Сидит и смотрит на меня неотрывно, посыпались первые кирпичи, особенно когда я понял, что ну никак он не мог за те три секунды, пока я в книжку смотрел, зайти в вагон, пройти в середину и сесть. Хлопнули бы двери тамбура, слышны были бы шаги, скрип лавки, да что угодно!
В общем, застремался я порядочно, и решил пройти в головные вагоны, поближе к людям. Открывая двери тамбура, я обернулся. Тот тип сидел на своем месте и так же, не отрываясь, смотрел на меня своими жутковатыми желтыми глазищами. Я пересек тамбур, открыл дверь между вагонами, и, уже находясь на межвагонной сцепке, обернулся еще раз. Е**ный свет, н**й я это сделал! Этот *й стоял прямо за моей спиной в тамбуре и прожигал меня своим ужасным взглядом. Как, ну как он смог пройти полвагона и неслышно открыть двери тамбура меньше, чем за пару секунд, пока я переходил тамбур и открывал двери?!
Поддавшись панике, я рванулся в соседний вагон, который был также абсолютно пустым. Ноги от страха подгибались, я бежал, спотыкаясь, через вагон, с диким ужасом ожидая, что вот сейчас этот * налетит на меня сзади. Да, чуть не забыл, пока я бежал, звуков шагов за собой я не слышал, то есть он не мог за мной бежать. Перебегая через следующую межвагонную сцепку, я вновь обернулся. Этот непонятный тип стоял прямо за моей спиной и пялился прямо мне в глаза своими желтушными фонарями…
Откладывая пирамиды Хеопса, я пробежал два пустых вагона.Только в третьем по счету вагоне сидела компания веселых пьяных кузьмичей. Этот урод, естественно, куда то пропал.
Короче, ус**лся я в ту ночь порядочно, и с тех пор, когда приходится ехать в ночных электричках, чувствую себя довольно-таки неуютно…

Про поезда, страшные истории. Часть 2

Добавлю от себя. Может не в тему, но тоже про дорогу. И ЖД 🙂
Поезд
Вот, например, Вэ. Вэ едет в боковом плацкарте из днепропетровска в москву, едет себе и едет, вещей немного, рюкзак с сменой шмота, планшет с интернетами, четыре маленьких сувенирных бутылочки какого-то бухла, пакет сока, три доширака, книжка Нуна, ничего лишнего, сосед снизу — неразговорчивый азиат, все хорошо. А вот через проход едет филиал ада — алкобаба, похожая на мужика, алкомужик, похожий на медузу, орущий младенец, крашеная блонда лет 20 в бело-розовом спорткостюме и очень наглый выебистый шкет лет 16-17 — и все это одна семья же. От днепропетровска до москвы поезд идет два дня, Вэ благодорит небо за взятые вовремя беруши и электрошокер.
Ладно, блонда первые две трети суток без перерыва пиздит по мобиле с какими-то такими же, ладно мамусик и папусик бухают самое вкусное чудо без перерыва, переодически обсуждая пидарасов, пуссирайот, партию регионов, фемен, сталина и еще что-то. Ладно, младенец, которые орет без перерыва. А вот шкет — это беда. За первые 8 часов пути успел что-то спиздить, влезть в купе проводника, обжечься в попытках сломать титан с кипятком, подраться с двумя детьми в другом вагоне, получить по башке за подглядывание за девочкой в туалете, назвать Вэ говноедом за отказ дать сигаретку и все такое. Вэ начинает планировать дать пизды маленькому гаденышу где-нибудь в тамбуре, но Дао решает иначе.
Утром, умывшись и вернувшись на свое спальное место, Вэ обнаруживает, что в его сумке кто-то порылся. Планшет с сериалами, на удивление, не пострадал, а вот пачка сигарет и одна из четырех сувенирных бутылочек куда-то ускакали. Шкет сидит с мамусей и папусей и коварно улыбается. Вэ тоже улыбается.
Через 10 минут шкет убегает в туалет, туалет занят, шкет бежит в тамбур, шкета дико тошнит. Закончив освобождать желудок, шкет свалился в собственную лужу и стал орать. вернее ОРААААТЬ так, будто ему сейчас пиписку без наркоза режут вдоль. Затем вскакивает, натыкается на стену, справляется в дверью и куда-то убегает. Мама с папой обеспокаиваются судьбой сынули только минут через полчаса, еще минут через десять грязного, зареванного и дрожащего шкета приводит проводница, причем какого-то другого вагона, шкет хнычет, дергается, воет и матерится и падает на лежанку, за что сразу же получает люлей от мамаши, отправляющей его на верхнюю полку. Минут через пять он падает с верхней полки на стол, кажется, без сознания, но весь красный, с кровищей из носа и ушей, пьяная мамаша отправляется бычить на проводницу и требовать доктора, шкет приходит в себя, орет и пытается залезть в багажник под спальным местом, etc…
В результате мама со шкетом ссаживаются в белгороде искать доктора, папа ложится спать, а Вэ, даже несколько покоробленный отвратительными сценами, продолжает улыбаться.
Вэ — наркокурьер. В четырех бутылочках вместо ромов и текил у него были растворенные в водичке: 200 зарядов великолепного психоделика 25с-nbome, настоящего шедевра фармакологии; 100 зарядов ядреного, безымянного пока, холинолитика, почти что bz; 100 — сильнейшего стимулятора-эйфоретика 2-dpmp со временем стимуляции от 20 часов с одного заряда; 100 — убийственного диссоциативного MXE, который и достался шкету. Парню крупно повезло, если он выпил не весь пузырек, дааа.
А все почему? Потому что воровать нехорошо.

Поезд

Было время, когда я не верила ни в какую мистику. Иногда бывает настроение посмотреть какой-нибудь ужастик, дабы пощекотать себе нервы, но я знаю, что это всего-навсего фильм и не более. Так что напугать меня чем-то мистическим крайне сложно. Девушка я, как известно всем моим друзьям и знакомым, отчаянная и бесстрашная. Очень люблю путешествовать, обожаю новые впечатления. Я побывала в очень многих городах России и стран СНГ, в том числе несколько раз и за границей. Большую часть путешествий мы осуществили с мужем, но немало я ездила и одна. Наверное, треть всех поездок я провела именно в одиночку. Даже несмотря на то, что я боюсь летать на самолетах, однажды одна, пересилив страх, слетала за пределы моей необъятной Родины. Но недавно все изменилось. Сейчас сижу, вспоминая последнюю поездку, и даже руки трясутся от полученных эмоций, мешая печатать. Пальцы путаются и не слушаются, к тому же воспоминания еще довольно свежи. Долго не решалась никому об этом рассказать, но думаю, что будет все-таки лучше это сделать. Возможно, это поможет перебороть все еще живущий во мне ужас пережитого. В начале марта 2014-го года я поехала в гости на юг, в направлении Адлера. Дорога туда была просто сказочной. Прекрасный и вежливый персонал, чистейший вагон. Попутчики мне попались превосходные, молодая пара. Веселые, доброжелательные, но и не навязчивые ребята. Знаете, страшно не люблю, когда во время пути люди лезут с бестолковыми и бесполезными разговорами. Еще меня очень порадовало то, что всю дорогу (почти трое суток) мы ехали втроем, четвертого к нам так и не подсадили.
Небольшое отступление. Билеты на поезд я всегда беру с верхней полкой. Именно по этой причине, чтобы быть в относительной независимости от попутчиков. Захотел – почитал, послушал музыку, поспал. На нижней полке нет такой свободы действий, потому как сосед сверху запросто может просидеть на твоей нижней весь день и черта с два ты поспишь или почитаешь. Будет тебя дергать нелепыми вопросами и весь путь лузгать семечки, шелуха от которых неизбежно летит на нижнее вагонное ложе. А еще он обязательно будет вонять традиционными жареной курицей, огурцами и вареными яйцами. Я лично никогда нижних пассажиров не напрягаю своим присутствием. У всех свое личное пространство и все счастливы.
Встретили меня шикарно! Получила массу положительных эмоций от поездки. Я бы с огромнейшим удовольствием в подробностях расписала все детали, но этот рассказ не о самом пребывании в гостях. Просто очень хочется сказать, что когда я уезжала оттуда, находилась в состоянии полнейшей эйфории. И была уверена, что обратный путь буду ехать с комфортом и с таким же позитивом. В самом начале так и было. Моей радости не было предела, когда поздней ночью меня загрузили в купе и я оказалась там одна. Вагон оказался таким же, как и предыдущий, чистый и уютный.
– А вы случайно не в курсе, я всю дорогу одна проеду?
– Скорее всего, что да, – ответила мне молоденькая, ухоженная и приветливая проводница, вручая комплект постельного белья. – Но сто процентной гарантии, конечно, нет, сами наверное знаете, что билеты люди покупают заранее. Но есть определенные кадры, которые берут их прямо перед самым отправлением поезда. Но пока что до Вашего пункта прибытия никаких соседей не заявлено. Вот тут, пожалуйста, распишитесь.
Я поставила подпись в электронном билете.
– Ну, приятной дороги, – улыбнулась она. – Если Вам что-то понадобится, знаете, где находится купе проводников? Или, может быть, хотите чего-то сейчас?
– Большое Вам спасибо, пока ничего не нужно. Насчет того, где Ваше купе я, конечно, знаю, – улыбнулась я в свою очередь, – только бежать до Вас далеко, у меня-то купе последнее, а Ваше – первое.
– Уверена, что не произойдет ничего такого, из-за чего придется бегать, – тут уж она совсем расплылась в добродушной и искренней улыбке, – да и потом, мы же постоянно ходим по вагону. Если вдруг что-то понадобится, так Вы просто скажите, или спросите.
– Еще раз спасибо и доброй ночи.
– И Вам доброй.
Она вышла, я закрыла дверь на замок, распределила сумки в нише наверху, постелила постель (естественно, на верхней полке) и блаженно плюхнулась с книжкой на нижнюю, уперев ноги на полку напротив. Прочитав пару абзацев, я поняла, что читать вовсе не хочется и на время отложила книгу. Просто сидела и наблюдала освещенные луной проносящиеся мимо пейзажи, слушая мои любимые «чух-чух» по рельсам. Почти трое суток одна в целом купе! Впервые такое. Словом, я кайфовала.
После того как мне наскучили бесконечные плывущие за окном елочные макушки, в которых плескался лунный свет, я снова открыла книгу, которая довольно-таки надолго меня поглотила. И оторвалась от чтения, когда не просто рассвело, а уже вовсю светило солнце. Посмотрев на часы, я решила, что неплохо бы и вздремнуть. Сходила почистить зубы, умылась и с удовольствием улеглась спать. Проснувшись уже ближе к вечеру, так же в счастливом одиночестве, я сходила посмотреть расписание, которое висело в другом конце вагона. Хотелось иметь представление, где мы сейчас находимся. Поняв где, я отметила, что ночью будет только один какой-то полустаночек со стоянкой в пять или в семь минут, точно не вспомню. В надежде на свою удачу (а шансы были очень велики, что никто не подсядет), я пошла обратно. Проходя мимо остальных купе, я обратила внимание на то, что пассажиров в них очень мало. Почти везде двери были открыты. Было довольно душно, вагон отапливали от души. А еще наступило время вечерней трапезы, во время которой путешественники люто расправлялись с курицами и огурцами с яйцами. Сидеть в этом смраде без проветривания адски тяжело. Так что я увидела, что в каких-то купе было по два,а в каких-то по три человека. Два бокса вовсе пустовали. Мои шансы возрастали. Со счастливой улыбкой, закрывшись и поняв, что не выспалась, я заползла к себе наверх и снова уснула на удивление быстро и крепко. Чух-чух… Чух-чух… Покачивал и убаюкивал меня поезд.
Мне снилась наша дача и почему-то огуречная теплица, хотя огурцы я терпеть не могу. А еще цветы, которые в больших садовых горшках сажают рядом с этой теплицей мама и сестра. Не помню названия этих цветов… Но они такие красивые, яркие и душистые. И еще беседка в центре двора, вход которой обвивает декоративная фасоль. У нее крупные сочные зеленые листья и ярко-алые цветы. Фасоль обволакивает почти половину беседки, изумрудная зелень отбрасывает солнечные блики на скамейки. А в уголке на камнях журчит фонтанчик, над которыми я вижу маленькую трогательную радугу. Тишина, умиротворение, счастье… И вдруг откуда-то издалека начинает рокотать гром. Ни туч, ни молний я не вижу, я слышу только гром, который все приближается, нарастает, накатывает, давит и наконец становится нестерпимо оглушающим. Земля начинает сотрясаться, а тело подпрыгивать.
Я в ужасе проснулась. И поняла, что источником этого грома служила моя дверь, в которую яростно и беспощадно долбились снаружи. Звенело впаянное в дверь зеркало, угрожая вылететь и разбиться. Первой мыслью было, что в поезде произошло какое-то ЧП. Но что? Пожар? Ограбление? Убийство? Несчастный случай? Я с непонятно откуда взявшейся проворностью рыси спрыгнула со своего этажа и трясущейся рукой открыла замок. Дверь тут же распахнулась. В самом купе было темно. За окнами – глубокая и дремучая ночь. Единственным источником света были ночные тусклые лампы, освещавшие общий коридор. Но и их хватило, чтобы разглядеть то, что предстало перед моими глазами. Я непроизвольно схватилась за сердце и сдавленно ойкнула. В купе пытался ввалиться какой-то чудовищно огромный мужик медвежьих габаритов. Таких в фотошопе монтируют, в жизни подобных ему я еще ни разу не встречала. Представьте увидеть это спросонья: мужская туша метра два с лишним в высоту и точно больше метра в ширину. Вламываясь и пригибаясь, он задел буйвольской головой верхний косяк так, что тот издал низкий и протяжный гул, а сверху ему на голову, покосившись, чуть не упал мой чемодан. Удар об косяк его, конечно же, не остановил. Он вообще, судя по всему, даже не понял, что ударился. Еще я успела разглядеть всклокоченные волосы, больше напоминающие жесткую спутанную длинную щетину, и такую же поросль на лице. Совершенно безумные глаза, в которых, казалось, вот-вот лопнут все налившиеся кровью капилляры. И вдруг эти глаза повернулись в мою сторону и зрачки, как я поняла, сфокусировались. Тут я получила очередную порцию адреналина: это были глаза явно ненормального человека. Тем не менее, не могу объяснить, как такое возможно, но смотрели они осмысленно. Отвести взгляда от его глаз я не могла до тех пор, пока мужик не зевнул огромным, как пасть, ртом, показав в скупом электрическом свете огромные зубы. Меня спасло только то, что у меня подкосились ноги и я, непроизвольно издав какой-то непонятный гортанный звук, рухнула пятой точкой на нижнее сидение, иначе бы меня просто уже не было в живых. А дядька, все так же глядя на меня, что-то громко и раскатисто прорычал. Кажется, он мне что-то хотел сказать. В этом реве я уловила какие-то нотки человеческой речи, но не смогла ничего разобрать. Потом он отвел от меня взгляд и сделав еще шаг, плашмя, с грохотом взрывающегося снаряда, припечатался на полку напротив, лицом вниз. Не поместившиеся его ноги в сапогах, целиком заляпанные то ли грязью, то ли землей, теперь заграждали почти весь общий проход вагона.
Знаете что такое настоящий шок? Это полное отключение сознания. Оцепенение. Зачастую и остановка кровообращения. Именно это я тогда испытала в полной мере. В тот момент дыхание у меня перехватило, руки-ноги похолодели, я сидела и бестолково переводила взгляд с его бычачьей головы на сапоги. И потом с сапог на голову. Я даже ничего не слышала из вне. Только звон в ушах. Понятия не имею, сколько времени это продолжалось, но все же я смогла вобрать в себя воздух и начала дышать, при этом сильно закашлявшись и боясь, что дыхание снова перехватит. Но еще больший ужас вызывало то, что я вдруг подниму своим кашлем этого… Этого… Не знаю, кого.
Наконец-то конечности мои стали согреваться, а потом стали вовсе раскаленными, словно я их протягивала близко к костру. Я возвращалась к жизни, но мышцы до сих пор было парализованы. Наконец-то начал возвращаться слух, уступая место звону в ушах. Я услышала какое-то животное урчание вперемешку с богатырским человеческим храпом. Спит, что ли?.. Вернулось обоняние. Я почувствовала просто невыносимый запах перегара, а еще… Запах леса и как будто псины, что ли. “Егерь?” – пронеслось у меня в голове. Потом я потрогала свои руки. Двигаются. Чувствуют. Значит, шок отпускает. Так это, оказывается, человек? Просто настолько огромен и настолько пьян? Вот я дурочка-то, пьяного мужика так испугалась, пускай здоровенного и страшного, но ведь уже напридумывала себе ерунды какой-то. Но позвольте, как же его в таком состоянии в поезд пустили? Да и проводницы не заходят, белье не предлагают. Урчание напротив усилилось, прибавились еще какие-то хрипы и в промежутках какие-то намеки на поскуливание. И я вдруг подумала: а вдруг он не просто пьян? Вдруг человеку плохо и ему нужна помощь? А я тут, понимаете ли, сижу и тщедушно боюсь. Нужно выяснить.
Свет в купе я не включала, будить его не хотелось категорически, а освещения из коридора не хватало, чтобы его разглядеть. Я попыталась встать и у меня это получилось. Потом приподнялась на цыпочки и нашарила у себя под подушкой сумку. Достала оттуда телефон и дисплеем посветила на своего соседа. Да, конечно человек. Светом я скользила от его сапог вверх. Непонятно в какой грязи вымазанные синие штаны, неопределенного цвета фуфайка с проплешинами, из которых клочками торчала грязная вата. Вроде бы, крови не видно. Фуф… Сейчас схожу к нашим милым проводницам и попрошу, чтобы проверили, все ли с ним в порядке, и заодно чтобы меня переселили в другое купе. Тут я дошла подсветкой до головы новоявленного пассажира. И неожиданно для себя дико взвыла, выскочила в коридор и понеслась на непослушных еще ногах к противоположной стороне вагона, к проводникам.
Все дело в том, что на голове, в этих грязных колтунах, щетинистых волосах я четко и ясно разглядела уши. Медвежьи уши. И левое повернулось по направлению ко мне. Долбилась в дверь спасительного купе я долго и упорно. И кулаками, и ногами пинала, все безрезультатно. Наконец-то до меня дошло сдвинуть ручку, и тут же дверь легко отъехала в сторону. Я ошарашено оглядела купе. Внутри – никого. Куда они втроем могли деться среди ночи? Я побежала долбиться в двери по всему вагону. Никто не открывал. Поезд, видимо, спал мертвым сном. На тот момент шок у меня уже прошел окончательно, и я так ошалела от страха, что мне было плевать, спит кто-то или нет. Я тупо начала дергать все подряд купейные ручки, и все двери поддавались, все они были не заперты. И ни в одном купе не было ни одного человека. Расправленные постели, бутылки с водой на столиках, какие- то не выкинутые вовремя фантики и обертки, запах этих пресловутых огурцов и курицы… И ни души. Я побежала через тамбур в соседний вагон. Та же самая картина. Ни-ко-го. Ни одного человека во всем вагоне. И то же самое в следующем. Смятые простыни, откинутые одеяла, какие-то пакеты под столиками, пахнущие едой. Я просто не могла в это поверить. Этого не может быть. Так не бывает. В полном бессилии, я прижалась спиной к стене, закрыла глаза и обхватила руками голову. Думай, думай! Нужно что-то сделать! Но что? Меня колотило, стало снова холодно, я снова начала задыхаться. Решение на ум приходило только одно. Вернуться в свой вагон, и перешагнув через грязные сапоги, нестись сломя голову к машинисту.
Ведь поезд ехал себе и ехал. Чучух-чучух… Чучух-чучух… Ну, так значит тут есть живые люди? Не может ведь поезд ехать на автопилоте. Тут меня осенило: я, видимо, сплю. И это просто кошмарный сон. Нужно как-то проснуться. Я себя и щипала, и кусала, чуть уже головой об стену не билась. Не помогло. Поэтому придется как-то добираться до вагона с машинистом. Признаюсь честно, было страшно. Очень. Но я как-то заставила себя идти обратно. Тамбур. Еще один. И вот мой вагон. Сапоги в самом его конце никуда не делись, но и не шевелились. Глубоко вдохнув, набравшись смелости, пытаясь не обращать внимание на страх и уже потные подмышки, очень стараясь не шуметь, я потихоньку пошла вперед. Пошла и ничего не поняла. Перебираю ногами, а с места двинуться не могу. В недоумении опускаю взгляд вниз… Я иду, я вижу, что иду, но при этом не продвигаюсь даже на миллиметр. Что за чертовщина?
Еще несколько минут я наблюдала это парадоксальное явление, как завороженная. Я даже руками до ног дотрагивалась. Они двигались, шли, в этом не было никаких сомнений. Но при этом я оставалась на месте. Попыталась попятиться назад и результат был тем же: не получилось. Шла назад и не двигалась. Я застряла на этой чертовой мертвой точке! Не могу сказать почему, но именно тогда меня окончательно накрыл ужас. И именно тогда, уже совсем отчаявшись, в каком-то безумном припадке, я решила попробовать побежать (и будь что будет). И знаете, что произошло? А ничего не произошло! Безрезультатно. Я словно бежала по беговой дорожке. В панике и словно в бреду я прибавила скорости. Страшно билось сердце, казалось, что оно вот-вот выпрыгнет. Как вдруг… Внезапно в вагоне выключается свет, «беговая дорожка» отключается, и я опрометью несусь по вагону, благословляя луну, которая, наконец-то выйдя из-за облаков, освещает мне путь. Перепрыгиваю через сапоги, дергаю ручку, распахиваю дверь в тамбур… И… Слышу резкий визг тормозных колодок, металлический скрежет колес об рельсы и по тормозной инерции поезда лечу назад, понимая, что кто-то сорвал стоп-кран. Потом врезаюсь головой в грязные сапоги моего соседа. Это последнее, что я помню до отключки.
Пришла в себя, как мне сказали, я довольно быстро. Уже занимался ясный и безоблачный рассвет. По стенам непринужденно и радостно скакали солнечные зайчики. Я все еще была в поезде. И в своем купе. Передо мной сидела девушка в белом халате и что-то колдовала, кажется, прикладывала лед. Голова раскалывалась. Противно пахло нашатырем и еще какими-то лекарствами, наверное, мне чем-то пытались обработать небольшую ранку на лбу (ее я увидела уже позже).
– Как Вы себя чувствуете?
– Пить хочется, – отвечаю я хрипло. – Голова болит, а так вроде нормально. Что со мной произошло?
– Какой-то идиот сорвал стоп-кран и Вы, скорее всего, упали сверху. Вас обнаружил лежащей на полу пассажир соседнего купе. Самое главное, что нет никаких серьезных повреждений. Вам что-нибудь нужно?
– Да. Воды. Спасибо.
– Конечно. Сейчас принесут. Вот ведь как бывает, – философски и задумчиво нахмурив брови, сказала она, – вроде бы нельзя двери не закрывать, а как оказывается, не всегда это правило верно. Хорошо, что Вы вчера дверь на ночь не заперли, а то неизвестно, сколько бы тут пролежали без оказания помощи.
– Я… З-закрывала (язык ворочался плохо, во рту все пересохло).
Она посмотрела на меня внимательно, покачала головой, пробормотала себе под нос что-то невнятное и ушла.
Просто упала значит… И все привиделось? А так реалистично все было. Надо же. Хотя, конечно, как такое могло произойти наяву? Медвежьи уши, пустой поезд-призрак, «беговая дорожка». Но дверь-то как оказалась открытой? Точно помню, что закрывала ее. Вяло и с трудом проверила все вещи. Все на месте. Значит, не грабеж. Я села, подтянула колени к груди, опустила на них голову, и тяжело задумавшись, запустила руки в волосы. И сразу же ощутила на них что-то липкое и вязкое. Неужели кровь? Опускаю руки. Смотрю на них. Нет на них никакой крови. Там грязь. Подношу руки к носу. Грязь с тех самых сапог. Этот запах я бы ни с каким другим не спутала. Я его ощущала, когда мой сосед ввалился ко мне, как и тогда, пока я летела, приближаясь к нему, в темноте по вагону. Запах леса, сырой земли и какого-то животного.
Через пару минут меня навестили все три проводницы. Две пожилые дамы, по которым сразу можно сказать, что они уже не первый год работают на этой ниве, и та самая молодая милая любезная девочка, которая меня сажала в поезд. Принесли чай, воду и нарезанный дольками лимон.
– Вот. Выпейте. Доктор сказала, что Вам это нужно.
Вода! Делаю пару судорожных глотков. И потом жадно залпом выпиваю весь стакан.
– Спасибо. Нашли того кто ночью кран сорвал?
– Не нашли. Даже предположений нет, кто бы это мог быть и кому это понадобилось. Никто и не выходил после экстренной остановки.
– А хотите скажу, кто это? Только на смех меня не поднимайте и не примите за сумасшедшую. Это был какой-то человек-медведь. К тому же, кажется, пьяный в дугу. Только вот не могу понять, как он смог сорвать кран, находясь вот в этом самом купе, – для достоверности я постучала носком тапка об пол. – Впрочем, я вообще ничего не понимаю из происшедшего.
Молодая проводница смотрела на меня с открытым ртом и в глазах ее ясно читалось: «Все… Хорошо головой приложилась. Девку в дурку определят».
А вот пожилые весьма многозначительно и с непонятной тоской переглянулись.
– Снова Егорыч шалить, значит, вздумал. А я уж надеялась, что успокоился.
– Егорыч, говорите? – мрачно процедила я сквозь зубы. – Дайте-ка мне координаты вашего шалуна-Егорыча. Я его за такие бесовские шутки либо засужу, либо сама ему женщину-кошку исполню. Убила бы, – тут я прибавила длинное, трехэтажное и совсем не предназначенное для дамских ушей ругательство.
Легкое пожатие плечами, сочувствующие взгляды.
– Увы, не получится. Я сейчас расскажу все, что знаю, а Вы вот чайку хлебните и прилягте, и главное не волнуйтесь.
Я послушно и с огромным удовольствием выпила почти половину кружки чая с лимоном. И откинулась полулежа на подушку, прикрывшись поездным стеганым одеялом. Потом наклонила голову на бок и сделала вопросительное лицо. Дамы, одобрительно сопя на кружку, закивали и одна из них продолжила.
– Работал Егорыч стрелочником на одной из наших веток. Здоровенный был мужик. А силищи-то сколько! Настоящий Илья Муромец. И еще шутник и проказник, все бы ему кого-нибудь разыграть. Ну и частенько катался с нами до Адлера, у него там его сестра с мужем жили. Уезжал ненадолго, самое большее на пару недель. А пока его на стрелке не было – его напарник замещал. Ездил Егорыч с нами именно вот в этом купе, дюже оно ему нравилось: и курилка рядом, и туалет. Охоч он был до выпивки в дороге. А как уж веселил нас весь путь своими шутками-прибаутками! Историями нереальными из жизни стрелочника, как он видал кикимор лесных да леших болотных. Мы, конечно, в эти истории не верили. Зато молодые еще были, хохотали всю дорогу. Тамара, вон вообще в него влюблена была. Да и похоже, не без взаимности.
Тут Тамара несмотря на свой возраст уставилась в пол и чуть зарделась.
– Так вот. На той самой стрелке давно прикормил он медвежонка. И заботился о нем пуще матери родной. И молочка, и рыбки, и мясца добудет. И дичи какой постреляет. Да и знакомые из деревень поблизости отруби и кости ненужные им частенько привозили. То говяжьи, то свиные. Для хорошего человека с добрым медведем никому лишнего не жалко было. В общем, вырос его Потап, любовь у них была такая добрая, крепкая, как у отца с сыном. А тут возьми да у сестры Егорыча муж помри. Ну и поехал он на похороны, да и сестру утешить надо было. И вернулся он только через полтора месяца. А медведь мало того что голодный по «сладкому», папа-то уехал, гостинцев долго не приносил (напарник его рыбой с куропатками не баловал, да и боялся его), так еще и соскучился Потап. И, видать, не захотел больше отпускать от себя отца своего далеко и надолго. Дообнимались Егорыч с Потапом до такой степени, что медведь возьми да укуси его, ведьмака лесная (ох, прости Господи). А мы как раз там рядом проезжали. Ну и напарник на ближайшей станции после стрелки нас воплями и причитаниями встречает – так мол и так. Станция захолустная, больниц-врачей нормальных нет, помогите! Конечно, срочно загрузили Егорыча в это его любимое купе, вот на эту самую полку, а пьяный был еще с дороги, до укуса, может, из-за этого и не так сильно мучился… Но хрипел так страшно из-за разорванного горла. Как будто рычит и что-то хочет сказать, только мы не понимали, что. Кровищи было… Все заливало, все поездные простыни израсходовали, чтобы рану заткнуть да кровь остановить. Тут первую помощь ему оказали, но живого довезти не успели. Помер прямо у нас на руках, Царствие ему Небесное. А напарник потом уже рассказал, что Потап ушел в лес. И не раз слыхали не только он, но и редкие свидетели, рев двух медведей совсем рядом с этой стрелкой. Звуки, мол, такие, словно играют они, об сосны спины чешут и по траве друг друга валяют. Хотя ни одного из них никто не видел. Вот с тех пор и являлся Егорыч сюда. Раз в год. В день своей смерти. Бывало, с утра его видели, бывало и днем. И в сумерках, и ночью. В аккурат вчера этот день и был.
Ну, тут я возмутилась, несмотря на всю трагичность повести:
– Так как же вы в это купе людей сажаете?
– То вокзал билеты продает, милая, а не мы. Мы уж и говорили, и писали, только кто ж поверит-то? Все без толку.
– Ну и что? У вас вон два купе были свободными совершенно, неужели нельзя было меня туда определить?
– А вас кто селил? – все взгляды обратились к молоденькой. – Вы уж не обессудьте, она ничего не знала, мы ей не рассказывали, чтобы не пугать девочку, она тут первый год с нами работает. Да и не показывался Егорыч уже четыре года как, мы думали, что закончил он свои хулиганства.
Молоденькая сидела, ни жива, ни мертва, глядя на ту самую полку и жадно хватая ртом воздух.
– Простите, я не… Не… Не смогу больше тут работать. Зла не держите. – и выбежала, вытирая набежавшие от волнения и ужаса слезы, а другой рукой держась за горло, явно пытаясь сдержать рвотные позывы.
Я посидела, прикинула что-то в том мозгу, который у меня еще остался.
– Почему же никто его вчера больше не видел и не слышал, кроме меня? Почему я ночью не видела никого из людей в поезде? Почему меня никто не слышал? Почему я не могла сдвинуться с места?
– Это его купе. Его вагон. И его поезд. Тут он волен делать что угодно. Но только в этот день, в день своей смерти. Он может в любой момент появиться из ниоткуда, как и исчезнуть в никуда. Хоть через дверь вломиться, хоть появиться случайным образом на соседней с Вами полке. Вы проснулись – а он вот, пожалуйста, рядом храпит. Может затеять любую проказу с тем, кто сидит в его теперь уже, как он, наверное, считает, берлоге. Может даже, как Вы убедились, в любой момент остановить поезд. И он сам выбирает, кому его видеть, вот в этот раз выбор пал на Вас. Шутит он так. Это розыгрыши у него такие. Выбирает людей, у которых есть чувство юмора.
– Видимо, все-таки нет у меня никакого чувства юмора. Мне было очень даже не смешно. Чрезвычайно не смешно.
– Он уже не тот. Это ведь уже не наш Егорыч (дамы горестно вздохнули). Просто шалит, как медвежонок. Забавляется в свое удовольствие. Дайте медвежонку игрушку, что он с ней сделает? Играть будет. А у каждого медвежонка, как и у человеческого ребенка, свой характер. И каждый играет по-своему, и с каждой игрушкой по-разному. Одну оближет, а другую раздерет.
– И скольким людям он являлся? Смертельные случаи были?
– Вот скажите, зачем Вам это знать? Все равно ничего не изменить. Что было, то было. И прошло. Да и волноваться Вам сейчас нельзя. Самое главное, что Вы живы и здоровы, разве не так? Вы ему, кстати, очень понравились.
От возмущения я чуть не задохнулась.
– О да, я заметила, как я ему понравилась. Чуть с ума меня не свел ваш Егоро-Потапыч своими розыгрышами, а то и в могилу мог бы свести, – попыталась я ответить как можно язвительнее.
Женщина досадно закусила нижнюю губу и устремила взгляд в угол. Видимо решила, что сболтнула лишнее.
– Так ведь и не свел никуда, верно? Очень мало из людей, которые его видели, кидались ему на помощь. Вы вот кинулись. Поэтому у Вас всего лишь легкая царапина.
Я глубоко задумалась после этого рассказа. Пыталась сопоставить те факты, которые мне сейчас озвучили, с фактами предыдущей ночи. Я поняла, что все равно есть одна нестыковка. И решилась-таки задать контрольный вопрос:
– Я всегда думала, что ПРИЗРАКИ не могут быть НАСТОЛЬКО материальными. Ведь я его явно видела, как вас, слышала его долбежку в дверь, рык, храп, грохот, с которым он шлепнулся на койку, чувствовала его запах. Да и на лбу у меня ссадина, и волосы в грязи не из-за падения на пол. Как такое возможно?
Женщины снова переглянулись. На их лицах читалось: “Говорить? Или не говорить?”
Моя рассказчица пристально на меня посмотрела, положила свою руку на мою и очень долго молчала. Я уже подумала, что она сейчас снова выдаст какую-нибудь дежурную фразу типа «отдыхайте, Вам нельзя сейчас нервничать», или что-то в этом духе. Но все-таки она решилась:
– В том-то весь и фокус, милая, в том-то и фокус… Именно в том, что это возможно. А так же еще фокус в том, что он абсолютно материален.

Поезд

Кот всем телом прижался к юноше, который пытался его согреть.
– Сейчас, сейчас…- у юноши дрожали руки, он едва не плакал, глядя как трясется тельце животного.
Юноша кое-как смог запрятать кота под свою толстовку, огляделся по сторонам. Где они вообще?
Молодой человек сделал пару шагов наугад. Темнота заволокла все вокруг, дальше вытянутой руки совершенно ничего не видно. Ему захотелось закричать, позвать кого-нибудь на помощь, только голос не хотел слушаться, а слова застряли глубоко в горле.
Впереди золотым светом вспыхнул фонарь, осветив заброшенный полустанок.
Юноша охнул и со всех ног помчался к нему, придерживая кота.
Стоя под фонарем, молодой человек вглядывался во тьму, где, как ему показалось, кто-то бродил. Он вдруг понял, что кот дрожит не от холода.
– Кто здесь?- позвал юноша и его оклик утонул во тьме, как идут ко дну моря сундуки, якоря и корабли вместе с погибшими моряками. Только там их могут подхватить женщины с рыбьими хвостами, о которых так любил рассказывать дедушка, и, возможно, спасти, а на полустанке юноша был один на один со страхом и неведомым ужасом, блуждающим туда-сюда, словно набираясь сил, чтобы кинуться на паренька и его питомца.
– Не трогайте меня, пожалуйста! – выкрикнул юноша,- я заблудился, но никому не желаю зла. Честное слово!
Дедушка всегда ему твердил, что если оказался в незнакомом месте, а тем более где-то у моря, где духи вод могут сыграть с тобой злую шутку, то нужно поздороваться и сказать, что ты никому не помешаешь.
– Здравствуйте,- неуверенно добавил юноша, вспомнив, что забыл поприветствовать тех, кого даже не видит.
Издалека донесся гудок. Парнишка встрепенулся, его сердце заколотило от волнения так быстро, что он даже прижал руку к груди. Кот просунул мордочку через воротник толстовки, навострил уши.
К ним приближался поезд!
Юноша чуть не запрыгал от радости, но тут же обеспокоился: а вдруг он не остановится?
Однако по мере приближения к полустанку, поезд замедлял движение.
Паренек поцеловал кота в макушку. Заметили!
Когда поезд полностью остановился, из одного из вагонов вышел высокий мужчина в форме проводника. Паренек бросился к нему.
– Сэр, пожалуйста, помогите!- на бегу выкрикнул юноша, – у нас нет билетов, но…
Проводник жестом остановил его, ни слова ни говоря помог пареньку забраться в вагон, улыбнулся коту, с любопытством рассматривающему его своими огромными глазищами. Когда дверь вагона закрылась за их спинами и поезд тронулся, проводник поправил очки, извлек из кармана помятый листок бумаги, внимательно посмотрел на юношу.
– У нас нет билетов, сэр…- снова начал юноша, но был прерван.
– Иво и Юнас?- спросил мужчина.
– Юнас,- юноша показал на кота. Тот дернул ухом. Проводник достал еще и остро заточенный карандаш, напротив имени “Юнас” написал слово “кот”.
– Ну что,- мужчина ободряюще улыбнулся, убрал бумажку обратно в карман,- скоро вы прибудете к месту назначения.
Иво растерянно смотрел на него, почесывая у кота за ухом.
– О, незадача,- проводник поджал губы,- вы не в курсе.
Иво с удивлением посмотрел на кота, тот в свою очередь поднял мордочку к нему.
– Вы попали в аварию,- мужчина старался не смотреть на Иво,- и погибли.
Юношу будто молотом по голове ударили.
– Как это?
– Небезопасная нынче ситуация на дорогах да и водитель вам попался никудышный,- проводник похлопал его по плечу,- пойдемте, отведу вас в вагон.
Поезд мчался через безмятежную пустыню, освещая белое полотно снега оранжевыми прямоугольниками окон.
В вагоне пахло конфетами, чаем, чем-то цветочным.
Кто-то из немногочисленных пассажиров вагона с мягкими сидячими местами спал, то прислонившись к оконной раме, то откинувшись на кресло и подложив под голову свернутую одежду в качестве подушки. Кто-то играл в настольные игры с попутчиками, устроившись за одним из компактных столов.
На местах почти у самого тамбура, ехала женщина с двумя прелестными дочками. Девочки не шумели, никому не мешали, просто старательно раскрашивали какие-то картинки, то и дело тихонечко споря о том, что следующий цвет должен быть темнее или светлее. Их мать читала, время от времени посматривая на детей.
Недалеко от них ехала пожилая супружеская пара. Старик был классическим добрым волшебником из сказок: длинная белая борода, пышные усы, задорно сверкающие глаза. Не хватало только магического посоха. Старик увлеченно смотрел в окно, словно чего-то выжидая, хотя там ничего не было видно, кроме снежного покрывала. Его жена, маленькая старушка с собранными в пучок волосами, вязала, сдвинув очки-половинки на край носа, постоянно сверяясь со схемой, вырезанной из журнала.
В вагон вошел высокий чернобровый мужчина в форме проводника, а вместе с ним – сутулый взъерошенный светловолосый юноша с перепуганным лицом, прижимающий к себе серого кота с мандариновыми глазами.
Мужчина в форме показал Иво его место, пожелал хорошей поездки и наказал обращаться к нему если что-то понадобится или возникнут вопросы. Юноша лишь мотнул головой, сел на сиденье, отвернулся к окну. Проводник положил руку ему на плечо:
– Вы скоро привыкнете.
Иво покачал головой:
– Вот уж вряд ли.
Он поглаживал кота, который устраивался у него на коленках.
Девочки, которые занимались раскрашиванием, чуть ли не повскакивали со своих мест при виде животного.
– Мам, можно мы попросим поиграть с ним?- спросила девочка, на голове у которой был розовый бант. Мать покачала головой.
– Нам скоро выходить. Вас же потом от кота не оттащишь.
Иво видел, как темнота за окном вагона рассеивается, появляются теплые огоньки домов. Через какое-то время поезд замедлил ход и вовсе остановился на небольшой станции, где под фонарем стоял высокий худощавый мужчина и хрупкая старушка, опирающаяся на трость. Едва увидев их в окно, девочки подпрыгнули на своих местах, радостно закричали.
– Папуля! Бабуля!
Стоявшие на перроне махали им руками.
Иво с удивлением смотрел на все это. А куда же едут они с Юнасом? У юноши в голове не укладывалось, что он мог погибнуть. Вообще Иво всегда казалось, что он бессмертен, как и все в семье и среди друзей. Смерть была уделом тех посторонних, о которых он только слышал. Какой-то знакомый, мамина коллега, дедушкин двоюродный брат, живший в другой стране…
Кот мурлыкал, щуря глаза.
Мама с дочерьми собрали свои вещи, разложенные на столе и направились к тамбуру. Спустя буквально минуту девочки повисли на высоком мужчине, стоящем на перроне. Он, хохоча, расцеловал их в щеки, крепко обнял, затем дети бросились в объятия бабушки, которая вроде бы и радовалась встрече, но в глазах у нее стояли слезы. Мать девочек сначала просто смотрела на встречающих, а потом заплакала, спрятав лицо в ладони. Мужчина тут же притянул женщину к себе, стал утешать, вытирать ее слезы, но от этого она заплакала еще горше. Он что-то ей говорил, но Иво этого не слышал.
Юноша глядел на крохотный городок, в котором остановился поезд .Там не было высоких домов, все постройки ограничивались двумя этажами. Снег неторопливо кружился в воздухе, в свете станционных фонарей его хлопья казались большими белыми мухами.
Иво внезапно вспомнил, как вылетел через лобовое стекло. У него перехватило дыхание.
Они ехали в ветеринарную клинику. Мама сидела на заднем сиденье. Она ругалась с отцом Иво по телефону и юноша с каждым неприятным словом только сильнее вжимался в пассажирское сиденье. От таксиста несло дешевым табаком. Мужчина постоянно переключал радиостанцию, совсем не следил за дорогой. Юнас, возмущенный тем, что его хотели везти в переноске, долго и упорно надрывал глотку, пока Иво не взял упрямца на руки. Довольный своей находчивостью, кот сладко мурлыкал, забравшись на плечо к юноше.
Иво внимательно оглядел всех, находившихся в вагоне. К его радости, мамы среди них не обнаружилось.
Поезд тронулся. Крохотный городок остался позади. За окном снова непроглядная тьма.
В вагон вернулся проводник. Он подошел к пожилой паре и предупредил, что скоро их остановка. Старик прямо-таки подскочил от восторга, его жена же продолжала сосредоточенно подсчитывать петли, учтиво поблагодарив проводника.
Перед тем как покинуть вагон, проводник посмотрел на Иво. У того был такой несчастный вид, что проводник решил поговорить с ним и, если нужно, успокоить.
– Как вы?- мужчина сел напротив Иво. Юноша посмотрел на подошедшего.
– Я ничего не понимаю,- тихо-тихо сказал он сдавленным голосом,- как я мог не заметить, что погиб?
– Такое бывает и достаточно часто,- произнес проводник, снял свою фуражку, под которой оказались коротко стриженные волосы чернее вороного крыла,- особенно, когда люди попадают в аварии и смерть настигает их мгновенно.
Иво поджал губы.
– Куда мы едем?
– Я не знаю, точно лишь могу сказать, что едете в чудесное место,- проводник пожал плечами,- у каждого своя остановка, я узнаю о ней лишь незадолго до прибытия.
Юноша задумчиво почесал затылок, размышляя стоит ли ему задавать следующий вопрос.
– А что стало с моей мамой?
Проводник достал из кармана все тот же листок, пробежался по нему глазами.
– Полагаю, что пока жива. В моем списке пассажиров она не значится. Впрочем, ваша мама может сесть на другой поезд.
Юноша тяжело вздохнул.
– Что с таксистом?
Мужчина убрал листок.
– Понимаете, существуют разные поезда.
Иво нахмурился.
– Есть такие, как наш. На нем вы отправляетесь в то место, где вам при жизни было хорошо, к вашим любимым, которые покинули вас.
Лицо проводника потемнело, словно тема была ему очень неприятна.
– Но есть и другие. На нем уезжают туда, где никогда не найти покоя. В тех краях обитают чудовища, от которых придется все время прятаться. Там страшно, темно и холодно.
Иво внимательно смотрел на скуластое лицо проводника.
– Когда же ваша остановка?
Мужчина печально улыбнулся. Юноша вдруг подумал, что, возможно, проводник никогда не умирал да и в принципе не был человеком.
За окном посветлело, будто ночь сменилась утром. Белая пустыня перекинулась дремучим лесом. Деревья-исполины молча взирали на Иво по ту сторону окна, кутаясь в снежные шубы. Юнас старательно вылизывался, устроившись на отдельном сиденье. Поезд проезжал мимо разных станций и полустанков, но все они выглядели заброшенными. На некоторых из них стояли люди, которые отчаянно махали, чтобы поезд остановился и подобрал их, однако он почему-то пролетал мимо. Возможно, это были те, которых подберет поезд, держащий курс к обители чудовищ.
Тут Иво прильнул к окну, отказываясь верить своим глазам. Зима отступала, на ее место пришло лето. Деревья стряхнули с себя снежные наряды, из-под белого покрывала на земле показалась изумрудная трава.
– Ого,- только и смог произнести Иво, любуясь сменой времен года.
Поезд начал тормозить, когда проезжал мимо небесно-синего озера, возле которого стоял небольшой домик, окруженный садом.
На полустанке стояла девочка в ярко-голубом сарафане, держась за ошейник огромного пса с янтарными глазами.
Пожилая пара тут же засуетилась. Старушка убирала вязание в небольшую сумку, ее супруг достал из-под сиденья какой-то сверток. Их лица светились радостью и счастьем.
Едва поезд остановился, как пожилая пара быстрым шагом направилась к тамбуру.
Иво видел, как нетерпеливо переминалась с ноги на ногу девочка, стоявшая на полустанке. Она поглаживала пса по загривку, а тот смотрел на вагон, свесив из пасти язык.
Наконец, пожилая пара спустилась из вагона. Девочка радостно запищала, подбежала к ним. Пес заливисто залаял, в два прыжка оказался возле старика, принялся прыгать, стараясь закинуть свои передние лапы на его плечи. Когда псу это все же удалось, он облизал лицо старика. Пока девочка обнимала старушку, она посмотрела на Иво, выглядывавшего из окна, махнула ему рукой.
– Она приехала сюда лет пятьдесят назад, если взять человеческое летоисчисление,- раздался над ухом любопытного Иво голос проводника,- воспаление легких.
У девочки были такие же синие глаза, как воды озера.
– Их пса сбила машина вскоре после похорон дочери. Он сам запрыгнул в вагон, не дожидаясь, пока я к нему спущусь.
Проводник улыбался. Девочка помахала и ему.
– Это ее родители?-догадался Иво, проводник кивнул.
Поезд несся через золотые поля, пересекал луга. Иво уже перестал чему-либо удивляться. Вот они проезжают мимо солнечной поляны, усыпанной спелыми яблоками, а через какое-то время несутся сквозь дождь. Юноша лишь каждый раз думал о том, что насколько у всех разные понятия о чудесном месте, где хочется провести свою вечность. Кто-то выходил из вагона, когда бесновалась гроза и из-за стены дождя мало что было видно. Иво разглядел лишь очертания домов, в которых горел свет.
У кого-то счастьем было выйти в золотой осенний сад, кто-то отправлялся к небоскребам, которые появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда. Не всегда на станции стояли встречающие, потому люди, покинувшие вагон, отправлялись к своему пристанищу в одиночестве. Правда, печальными они от этого не выглядели.
Кто-то ехал с багажом, кто-то с пустыми руками, как Иво. Проводник сказал, что в качестве багажа могли послужить те вещи, которые либо положили в гроб при похоронах и человек забирал их с собой, если не садился на поезд вплоть до церемонии погребения или же проводник передавал багаж во время поездки. Либо эти вещи были вместе с человеком в момент смерти. Иво пришел в ужас от того, что кто-то добровольно ходит в той темноте, ожидая когда его тело опустят в могилу.
Пока Иво ехал, он думал о матери, отце и дедушке – юноша искренне надеялся, что поезд прибудет туда, где находится его самый лучший друг, не считая кота. Иногда Иво казалось, что отчетливо слышит, как мама зовет его по имени и умоляет вернуться.
– Ваш багаж,- проводник принес Иво небольшой сверток. Затаив дыхание, юноша развернул его. Едва он увидел содержимое, как разрыдался. Остальные пассажиры с сожалением смотрели, как паренек шмыгает носом и вытирает слезы рукавами толстовки. Юнас негромко мяукнул, запрыгнул к Иво на колени, свалив на пол часть содержимого, и принялся вылизывать щеки юноши своим шершавым языком. Иво продолжал плакать, поглаживая кота.
Перед Иво лежал его скетч-бук, в котором он часто рисовал различные картинки. Особенно ему нравилось изображать птиц.
В свертке были и старые кисти, несколько карандашей, с которыми он никогда не расставался, ошейник Юнаса, пара кошачьих игрушек и…дедушкины любимые сигареты. У Иво защемило где-то в области груди.
Была еще записка, от которой Иво чуть было не завыл.
“Иво, я очень тебя люблю. Прости нас с мамой за то, что мы часто ругались. Передай дедушке привет, если увидишься с ним.”
Иво закрыл глаз, перевел дыхание.
“Пожалуйста, встреть меня, когда я умру. ”
Папин почерк. Юноша замер. Записка очень быстро намокла от его слез. Значит, похороны уже прошли. Дрожащими руками Иво надел на кота ошейник темно-коричневого цвета с табличкой, на которой значилось его имя и адрес дома, где он жил.
Иво нестерпимо захотелось обратно. Только бы на минуточку увидеться с мамой, убедиться, что с ней все хорошо. Посидеть с папой вечером на веранде после ужина или сыграть в приставку. Да он бы вернулся к учебе, закрыл все хвосты в университете.
Он пролистал скетч-бук, задержавшись на странице, где Иво нарисовал чудесную Майю, которая училась с ним на одном курсе. И почему ему не хватило смелости пригласить ее на свидание? Ведь это так просто!
Теперь просто.
К юноше подошел проводник.
– Скоро ваша станция,- вполголоса сказал он. Иво выглянул в окно. Пока он разглядывал сверток, сосновый бор сменился смутно знакомым пейзажем. Вдалеке показалось море, где на побережье стоял дом. Юноша прижался к стеклу, расплывшись в счастливой улыбке. Сердце стучало невыносимо громко.
На станции его встречал дедушка.
Иво подхватил на руки кота, второпях собрал все мелочи из багажа, бросился к тамбуру, выскочил на перрон. С радостным воплем он подбежал к дедушке, обнял его так крепко, как только мог. Дедушка расхохотался, расцеловал внука, изумившись тому, что Иво стал очень высоким с их последней встречи. Юноше было десять. Дедушка тогда уже почти ничего не видел и не мог ходить, а теперь он был полон сил, даже вроде бы помолодел. От него пахло мылом, терпким одеколоном, морской солью. Тот самый запах, который Иво прекрасно помнил. Так пахли все письма, которые приходили от дедушки.
– А ты тут как оказался?- с удивлением спросил дедушка у кота, который с интересом к нему принюхивался. Юнас видел его впервые, но это не помешало опереться лапками на плечи дедушки, обнюхать его лицо и потереться о бороду. Дедушка снова рассмеялся, ласково погладил кота по голове.
Иво обернулся на вагон. Проводник смотрел на него из окна, улыбался. Юноша махнул ему рукой, тот махнул в ответ.
Поезд тронулся.
Автор: LostSummoner.
Источник.

Железнодорожные истории: о поездах и призраках

Эти видения регулярно повторялись на протяжении полутора лет. На машиниста уже начали косо посматривать, и поэтому тот, доведенный до ручки, наконец решил обратиться к психиатру. Врач обследовал пациента и нашел его вполне психически здоровым. Впрочем, он посоветовал сменить место работы – то есть перейти на другую ветку.
Как рассказал потом помощник машиниста в том рейсе, Петер спокойно проезжал в то утро мимо очередной станции по пути следования. Вдруг сразу после станции около путей показался уже
знакомый домик, из которого на пути неверной походкой вышел старик с желтым платком и двинулся по шпалам навстречу тепловозу. Но Краузе, словно загипнотизированный, скорость снижать не собирался. Тогда помощник крикнул: “Стой!”. Петер медленно повернулся к нему. “Человек на рельсах!” – еще раз крикнул помощник. “Где?” – спокойно спросил Краузе. “Господи! Там, впереди, с желтым платком на шее!” – ответил помощник. В ответ Петер расхохотался: “А, тот самый! Сколько раз я его уже переезжал, а он все оставался жив!”
В следующую секунду послышался глухой звук удара человеческого тела об отбойник тепловоза, и помощник сам дернул рычаг тормоза…
Когда состав остановился, машинистам предстало ужасное зрелище: на железнодорожном полотне лежали фрагменты тела несчастного. Весь передок тепловоза был забрызган кровью. Увидев, что он натворил, Петер упал без чувств… Помощник затащил его к себе в кабину и двинулся вперед, к следующей станции. Там он передал бесчувственного машиниста полицейским. Вскоре суд обвинил Краузе в предумышленном убийстве и направил отбывать срок в тюрьму в Шварцвальде.
Врач, который консультировал Петера до трагического случая, долго ходил по судебным инстанциям, доказывая, что тот невиновен. И пересмотр дела не заставил себя ждал – Краузе освободили из тюрьмы и… перевели в психиатрическую лечебницу.
* * *
Призраки людей встречаются в самих поездах.
Например, британский полковник Эварт однажды при переезде из Кэрлайза в Лондон заперся в своем купе и задремал. Вскоре он проснулся от странного ощущения и заметил, что на полке напротив сидит женщина в черном. Ее лицо было покрыто густой вуалью, и она не отрываясь смотрела вниз. Эварт вежливо поздоровался, но женщина не отреагировала на звук человеческого голоса. В ответ она начала покачиваться и напевать, как поют колыбельную. Однако ребенка на ее руках не было…
В этот момент поезд резко затормозил, и на полковника сверху рухнул его собственный увесистый чемодан. От удара Эварт на некоторое время потерял сознание. Придя в себя, он вышел узнать у проводника, что же было причиной столь резкого торможения.
Проводник успокоил полковника, сказав, что не случилось ничего страшного и что они скоро поедут дальше. Вернувшись в купе, полковник, к своему удивлению, женщины в черном не обнаружил.
После недолгих расспросов соседей оказалось, что ее вообще никто не видел. И лишь затем Эварт вспомнил, что, ложась спать, он запер купе изнутри, так что никто и не мог войти в него извне…
Впоследствии полковник узнал, что на данном маршруте время от времени появляется призрак женщины в черном. Однажды, когда она ехала вместе со своим возлюбленным, тот далеко высунулся из окна идущего поезда, и проводом ему отрезало голову. Тело без головы упало женщине на колени. Когда состав прибыл в Лондон, работники железной дороги обнаружили женщину, держащую тело возлюбленного на коленях и тихо певшую колыбельную. После этого случая она сошла с ума, а через несколько месяцев умерла и превратилась в призрака.
* * *
Крайне загадочное событие произошло в 1929 году на железнодорожном вокзале в Цюрихе. К платформе, от которой несколько минут назад отошёл экспресс “Европа-люкс”, подошёл состав из нескольких синих длинных вагонов и роскошного красно-чёрного паровоза, давшего громкий гудок. Дежурный по станции и машинист некоторое время с нескрываемым удивлением смотрели друг на друга – дежурный недоумевал, что это за поезд и откуда он здесь взялся, машинист – что это за станция и откуда она здесь взялась. Наконец
локомотив, испуская клубы дыма и пара, тронулся, быстро набрал ход и вскоре исчез из виду. Дежурный поспешил оповестить станции по пути следования неизвестного поезда о его прибытии, но, как оказалось, до ближайшей станции состав не дошел – казалось, он растворился в воздухе…
* * *
В шоке был и машинист товарного состава, 2 февраля 2002 года приближающегося к станции Плавни-Пассажирская (Украина). Внезапно в каких-то пятидесяти метрах возник… состав явно довоенной постройки – паровоз и шесть-семь вагонов! Когда столкновение казалось неизбежным, состав так же таинственно исчез…
Источник: zelezjaka.eu

Кошмарная электричка

Однажды вечером я ехал с учёбы из Москвы. Людей в электричке было мало, всю дорогу я сидел на месте у окна и слушал в плеере музыку. Вышел на платформе за Купавной. Ждать автобус не хотелось, так как они подъезжали на остановку аккурат минут за пять перед прибытием электрички, а до следующей электрички была уйма времени. В общем, я решил идти по рельсам — слез с конца платформы по изготовленной умельцами деревянной лестнице и побрел по камешкам в сторону дома. В этот момент мне было совершенно не страшно, ведь по левую сторону проезжали машины по шоссе, а по правую руку были более безлюдные, но все-таки знакомые места.
Думая о своём, я прошёл мимо разрушенного завода, низеньких кирпичных зданий и каких-то гаражей. Лианы из проводов гудели над моей головой, а вдалеке горели прожекторы и какие-то огни, в назначении которых я ничего не понимал. Вскоре мимо меня промчалась электричка на Москву и своим шумом выбила меня из медитативного состояния. Вдруг я понял, что прошёл дальше, чем требовалось, не заметив тропинку, которая сворачивала к моему дому. Остановившись на пару секунд, я огляделся и увидел автомобильный мост, проходивший над заброшенной веткой железной дороги, ведущей на здоровенный карьер, где стоит старый шагающий экскаватор — его мне хорошо было видно с двенадцатого этажа своей квартиры.
Вроде бы я понимал, где я нахожусь, но из-за деревьев мне всё равно не было видно своего дома. Я пошёл дальше, пока не увидел цепочку из старых товарных вагонов, стоящих на запасных путях. Они все поросли кустами. Я удивился: почему я не видел этот состав из своего окна? По спине пробежали первые мурашки, но когда я увидел, как из под состава выползает какая-то фигура (если быть точным, из-под кустов, которые росли под этими составами), то стало уже реально страшно. Я в момент развернулся и быстрым шагом пошёл в обратную сторону.
Вдруг за спиной раздались шаги, а затем уже и звуки бега в мою сторону. Адреналин ударил в мозг, и я побежал со всех ног, но пробежать успел от силы метров двадцать, прежде чем услышал совсем близко: «Стойте, вы кое-что обронили!». Эти слова подействовали на меня как стоп-кран, в голове сразу прояснилось, и, развернувшись, я увидел толстенького мужичка с сальными редкими волосами. Одет он был в какую-то спецовку, на нагрудном кармане висел включённый фонарик. Лица его я особо не запомнил, но на нём точно были очки. Я извинился за то, что побежал, и спросил у него, что же я обронил. Мужчина вытянул руку, сжимая кулак, и когда он разжал его, я увидел там… камень.
Подняв на него глаза, я увидел, что он улыбается. Он произнёс: «Это твоё, ты его уронил».
Вмиг развернувшись, я побежал прочь от этого незнакомца. Я почувствовал, как он схватился за край моей сумки, но не смог её удержать. Ветер в ушах шумел так, будто я ехал на мотоцикле. Я несся через перелесок, направляясь в ту сторону, где должен был быть мой дом и та самая потерянная мной тропа. Позади меня шумели кусты, через которые я уже пробежал: он явно преследовал меня, причём бежал совсем близко.
Несясь без оглядки, я выбежал на тропинку и увидел свой дом, но до него было ещё метров двести. И тут всё-таки мне приспичило обернуться. Я увидел этого человека, гнавшегося за мной, склонив голову вниз, его руки болтались, как тряпки, из стороны в сторону. Это был не бег, а какие-то скачки — он подпрыгивал. Увидев, что я смотрю на него, он закричал: «Это твоё, мне это не нужно!».
Страх не давал думать. Мне казалось, что он может накинуться на меня и перегрызть горло, словно дикая собака. В боках уже болело, во рту чувствовался привкус железа, а в виски отдавался каждый удар сердца. Подбегая к подъезду, я вновь обернулся, но за мной уже никто не бежал. Я забежал внутрь подъезда, нажал на расплавленную зажигалкой кнопку лифта, доехал до своего этажа и быстро зашёл в квартиру. Пришёл в себя приблизительно через час, сидя перед телевизором. Дома я был один, так как мать и отец оба работали в ночную смену.
Окна в моей квартире выходили на обе стороны, и я решил поглядеть, не крутится ли этот человек возле моего дома, но никакого признака жизни не заметил на улице.
С горем пополам я лёг спать, а наутро решил посмотреть в бинокль, стоят ли на перегоне эти вагоны. Оказалось что стоят, но я их почему-то раньше не замечал. Есть мне не хотелось, поэтому, одевшись, я решил пройтись до этого места при свете дня. Когда лифт спустился на первый этаж, при выходе из него я увидел лежащий неподалеку… камень. Видимо, его положили перед лифтом, и кто-то из жильцов отшвырнул его ногой. Не знаю, тот ли камень это был, но выглядел он явно не как кусок асфальта, а как камень с настила железной дороги, большой такой.
Желание идти куда-то отпало само собой. Успокаивало только то, что камень лежит перед лифтом — значит, человек знает мой подъезд, но не этаж. Теперь я боюсь выглядывать из окна кухни и с балкона. А однажды вечером (уже зимой) я увидел свет фонарика, ищущего что-то под окнами первого этажа.

Про поезда, страшные истории. Часть 2

Да ну их, пойду к лицеистам.
Но с дверями к лицеистам было то же самое. И к гимназистам. Но если двери никто не открывает, значит, никого там нет? Нам открыли лишь две двери, за каждой из которых смирно сидели недвижные люди, чьи взгляды были устремлены далеко вперед.
Я не мог усидеть на месте. Носился из одного конца вагона в другой, дергал ручки, пытался открыть окна, ломился в двери. Кричал, звал проводника, чью дверь также «заклинило». Влад стоял у окна и с безопасного расстояния наблюдал за этим моим приступом ярости. Меня никто не трогал, никто не просил прекратить, меня словно никто здесь не слышал. Я стучался, бился, выламывал двери — безрезультатно. В конце концов, мне удалось попасть только в тамбур, где я снова стал терять сознание: звон в ушах, тяжесть, темнота. Но в этот раз все намного четче и действительнее. Я отчетливо слышал голоса людей, лай. Чувствовал запах дыма, видел человеческие силуэты, огни фонарей. Видел, как силуэты тянут ко мне руки, чувствовал их прикосновения. Слышал свое дыхание, сердцебиение. И все нарастающий звук стука колес поезда.
Тихо, все громче, громче, громче. И, наконец, просто оглушительно…
Я очнулся, передо мной стоял Влад. Он помог мне встать, пока я приходил в себя. Когда я пытался выровнять дыхание, он говорил. Несвязные вещи говорил, непонятные мне тогда:
— Знаешь, ты не зря волнуешься. Тебе не место здесь… как и мне. Те люди — им уже не надо переживать. Они и не беспокоятся. Но мне их жалко: все ждут, когда же приедут. А никому не известно, приедут ли вообще. Мне интересно, что бы они сейчас чувствовали. Вот, к примеру, Ника: она однажды мне рассказала, что жизнь — это сон. А стоит тебе постичь ее, понять, что спишь, как проснешься — умрешь, то есть. И многие так считали до нее. А я ей не верил. Сейчас совсем убедился. Если и сравнивать что со сном — так это смерть. Тебе-то точно. Как постигнешь — проснешься. Оживешь. Поверь, это действительность, это — правда. Ты очнешься. И я… и я очнусь.
Он замолчал. Отчасти я был счастлив этому. Понемногу до меня стал доходить смысл его слов. Но этот смысл мне не нравился, потому я его быстро прогнал из головы, предпочитая посчитать Влада больным на голову.
— Друг, ты бредишь. Что за шутки — не существует живых мертвецов!
— Смотри, там кнопка, — Влад, будто меня не услышав, указал мне на стену. Над старым плакатом о правилах безопасности был небольшой рычаг, под которым виднелась табличка: «Связь с машинистом».
Мне показалось просто необходимым с ним связаться. Нажал на рычаг сразу, без колебаний.
Динамик передавал сильные помехи. Голос машиниста был мне почти совсем не слышен.
— Номер… слышно… происходит… повторяю… что произошло…
Как можно четче я сказал:
— Из вагона пропали люди. Двери не открываются. Окна не открываются тоже. Пропала проводница. Все ли в порядке с поездом? Нужно ли вызвать полицию?
— Тринадцать… ясно… все в полном… не волноваться… едем…
Дальше сплошные помехи, связь оборвалась. Я нажал рычаг во второй раз. Теперь машиниста не было слышно вовсе — только помехи. Третий, четвертый — безрезультатно.
— Что за?.. — я был в ярости. Здесь люди как зомби сидят, все часы замерли, двери не открываются, друг с катушек съехал — это не поездка, это ад! — Кто-нибудь вообще знает, что здесь происходит?!
Я кричал, как сумасшедший, на весь вагон. Не мог иначе. Мне было страшно, ужасно страшно, я чувствовал себя не в своей тарелке, мне будто снился сон, и так хотелось проснуться…
«Как постигнешь — проснешься. Оживешь».
Влад смотрел на меня и улыбался, будто понял, о чем я тогда подумал. Его радовало, что он все же одержал маленькую победу надо мной и моим сомнением.
— Не нервничай. Мы скоро выберемся, я чувствую, — произнес он.
Я усмехнулся:
— Не хочешь ли ты сказать, что нужно убить себя? Так выбираться я не хочу.
Влад приподнял брови. Его взгляд ясно дал мне понять, что он смотрит на идиота. Он вышел в коридор, снова вернулся в тамбур, я ходил за ним по пятам.
— Здесь все проще. Выбраться — значит, выбраться, а не убивать себя. Дерни дверь.
Он указывал на дверь вагона, за которой мелькали деревья и облака. Это была единственная дверь, которую мы еще не проверяли. Дернуть я могу, но где гарантия, что та откроется? Во время движения ее даже в нормальном поезде не так просто открыть.
Ручка была очень холодной, намного холоднее всего, что было вокруг. Ледяная… Я начал прикладывать силу, чтобы отворить ее. Потемнело в глазах, зазвенело в ушах и впервые за время потери сознания я почувствовал боль. Тупую, сильную, мне будто давили на старые раны со всех сторон, на все тело, нещадно. Мне было тяжело стоять, тянуло вниз. Туман, эхо, лай…
— Эй!
Я снова налег на дверь. Перед глазами пелена, колени дрожат, но я чувствовал, что за дверью — путь в реальность. Пошатнувшись, еле удержав равновесие, я толкнул ее. Дверь поддалась! Открыто…
Я снова смог видеть. Мимо меня неслись псевдокусты. Псевдонебо стояло на месте неподвижно. В лицо бил ледяной ветер. Влад стоял рядом, его лицо выражало печаль. Не скорбную, а скорее, обреченную. Почувствовав мой взгляд, он тотчас обернулся. И заулыбался.
Я заметил, как его живые глаза опустошаются. Из теплых становятся холодными, мертвеют. И улыбка не сходит с губ, что пугало меня больше всего. Застывшие черты лица выражали радость, приглушенную болью. Так он стоял несколько секунд, неотрывно глядя в мои глаза. Наконец, его оцепенение спало, а во взгляде снова замерцал огонек; он направился к открытому мной порталу неизвестно куда. Когда он шагнул на первую ступеньку выхода, я невольно дернулся, представив, как мой друг со всей силы катится по твердой земле.
— Думаю, пора, — сказал он. — Прыгнем вместе.
Я отошел на пару шагов, чтобы еще раз взглянуть на пассажиров. Влад вцепился в поручень — не хотел стать унесенным ветром. Вагон не изменился: люди сидели на своих местах, глядя в никуда. Ощущалось что-то страшное в их спокойствии и неподвижности. Никто даже не обернулся посмотреть на наше с Владом действо, хотя шумели мы немало. Все были сосредоточены на дороге. И чувствовалось в воздухе немое отчаяние…
— И знаешь, что здесь самое грустное? — произнес Влад, когда я подошел. — Матери находящихся здесь детей точно знают, что те никогда уже не вернутся домой. А дети верят, что скоро приедут, что скоро сойдут на станции. И долго будут еще ждать. Как думаешь, кто виноват в этом?
Я не знал, что мне ответить. Я вообще не стал вникать в суть того, что он мне сказал, хотя где-то внутри себя я осознавал, что он не ошибается. Я понимал, что он говорит правду. И, краем уха уловив вопрос, я наугад сказал:
— Машинист?
— И я, честно, так считаю. Ну неспокойно ему, вот все и едет. Сам не может выйти и их не может выпустить. И не спится ему, и не просыпается.
Я, как и Влад, встал на первую ступеньку. Мы переглянулись и взялись за руки. Его рука была холоднее льда. Я снова почувствовал звон в ушах. Сквозь пелену я слышал, как мой друг начал счет. Внутри меня пробежала волна, я затаил дыхание. На слове «Марш» мы прыгнули. Я видел Влада лишь мгновение в полете. Он падал вместе со мной. А затем — темнота…
Темнота продолжалась долго, она отдавалась болью в спине, шее и ногах. Где-то далеко я слышал эхо людских голосов, они будто шептали мне что-то. Я ждал, когда же темнота отойдет, когда я очнусь, пока не понял, что уже пришел в себя. Когда я открыл глаза, в них ударил яркий белый свет. Стало больно видеть, но я разглядел нависшего надо мной мужчину в оранжевом жилете. Он что-то кому-то шептал — нет, кричал. Туман вокруг меня рассеялся, я очень четко услышал лай, сирену и голоса. Мужчина кричал кому-то, что нашел еще одного. Кого — я еще не очень хорошо соображал. Второй мужчина тут же прибежал на крик и посмотрел сразу на меня. Вдвоем они подошли ближе, я успел разглядеть, как они поднимают с моей ноги кусок чего-то железного. Тут же почувствовал острую, жгучую, нестерпимую боль. Как-то сам по себе я закричал. Тихо, хрипло, во весь слабый голос. В голове тут же прояснилось, я посмотрел на свои руки и ноги. Я лежал среди груды металла, придавленный тяжелыми панелями, в огромной луже крови.
Через несколько дней я окончательно пришел в себя. Я хорошо себя чувствовал, несмотря на большую потерю крови и переломанные кости. Я вскоре поправился, остались только мелкие шрамики. Родители объяснили мне все, что со мной произошло в тот день.
А произошло следующее. Поезд, на котором я ехал, сошел с рельсов. Из-за сильной встряски в почтовом вагоне что-то взорвалось. Если бы не это, жертв было бы гораздо меньше. Среди погибших был машинист, девочка, хозяйка колли, несколько учеников лицея и гимназии, Лена, Лиза, Олег, Дима…
Дима строил планы, размышлял о будущем в вагоне. А теперь он лежит глубоко под землей, не в силах даже проснуться.
Я так сопоставил — выжили все, кто исчез из вагона. Все мертвые ехали на поезде.
Пока я лежал в полубессознательном состоянии, в стране прошел траур. Когда мне сообщили время трагедии, я уже не удивился. Время аварии — два часа дня и сорок девять минут.
Владу же повезло меньше, чем мне. После аварии он был вынужден сесть в инвалидную коляску. О произошедшем он никому не сказал ни слова. Никому, кроме меня. Когда его выписали, мы вместе пошли на могилу к погибшим товарищам, принесли им цветы, принесли кое-какие вещи на память. На кладбище он и рассказал мне, что уже давно чувствовал, что скоро умрет. Он говорил, что это чувство не отпускало его несколько месяцев, а с каждым днем становилось все резче и острее. Когда же точка достигла предела, он просто попробовал не умирать и хотел сказать это товарищам. Вот какую его фразу прервали девочки.
Пока я лежал в больнице, я успел решить, что все произошедшее в поезде после аварии было просто моим сном. Так я думал до тех пор, пока Влад не рассказал мне, что видел все это тоже.
— Кроме того, я был очень удивлен, что и ты тоже жив, — сказал он.
Шло время. Все давно забылось и осталось далеко позади. Но однажды, спустя годы, когда я уже давно жил со своей собственной семьей, в холодную августовскую ночь сквозь сон я услышал стук колес. Тихие голоса, в которых слышалась радость, теплый негромкий смех.
Я проснулся, сел на кровать. Я улыбался. Вдруг меня переполнило чувство радости и покоя. Я точно теперь осознавал…
Поезд только что прибыл на станцию.
Это сообщение отредактировал Marv25 – 27.09.2017 – 17:47

Разговор в поезде

В августе сего года мне пришлось ехать поездом в Волгоград к родителям. Я люблю ездить одна, беру всегда боковые полки, чтоб избежать лишнего общения. Так можно молча уставиться в окно и наблюдать, как мелькают деревья и дома. Попутчика не было, и я обрадовалась, что поеду без соседа. Но оказывается, зря радовалась. Вскоре ко мне подсела женщина немолодого возраста с огромной косой по спине. Толстая, длиннющая коса. Это бросалось в глаза — я ещё подумала: может, это шиньон. Но, разглядев получше, сделала вывод — волосы свои. Ох, думаю, вот морока помыть и расчесать. Осанка такая, что позавидовать можно, высокая, чёрные глаза — одним словом, красавица.
Соседка распаковала чемодан и, невзирая на людей, начала переодеваться. У всех глаза на лоб повылезли. Не хочу сказать, что она демонстрировала нижнее бельё, вовсе нет — но все переодеваются, как обычно, в туалете. Ну, видать, это правило на неё не распространялось. Она быстро задрала юбку и надела просторные шорты, потом футболку, а уже через футболку вытянула лямки платья и через ноги сняла. Да так быстро, у меня очки на кончик носа сползли от удивления. И всё это с такой лёгкостью, с таким задором.
Мы познакомились. Мою попутчицу звали Лилия Николаевна, ей 52 года, вдова с дочерью, которая живёт отдельно. Если честно, знакомиться и общаться хотела только она; я, будучи воспитанным человеком, отвечала на вопросы, но разговор не вязался. Наконец, она замолчала и мы стали просто смотреть в окно. Пауза затягивалась, и стало как-то неловко от молчания. Я достала ноутбук и всем своим видом дала понять, что буду занята своим делом. Тогда Лилия просто уселась поудобнее и стала на меня смотреть. Не люблю я этого, такая злость сразу накатывает. Я опустила голову к ноутбуку и стала редактировать какой-то свой очередной рассказ. А моя соседка взяла и закрыла крышку моего ноутбука и говорит:
— А я вас видела где-то.
Я на нее, наверное, очень, нехорошо посмотрела, потому что улыбка слетела с её лица:
— Ну, Оксана, ну что вы, ей-богу, ну скучно же ехать, давайте поговорим.
— Хорошо, — говорю, — сейчас схожу за кипятком и будем болтать.
Я взяла стакан и пошла в сторону проводника, где обычно кипяток наливают. Немного задержалась, а когда вернулась, заметила, что Лиля повернула к себе мой комп и что-то там читает. Я как раз у себя на сайте редактировала свои творения, так со страницы и не ушла. Я не думаю, что она многое успела прочитать и понять, но настрой у моей соседки явно изменился. Она отвернулась к окну и замолчала. Она молчит, и я пью кофе и молчу. Потом Лиля начала резко стелить себе на верхней полке — так громко, мне не по себе стало. Вскарабкалась туда и накрылась простынкой. И только её длинная коса свисала чуть ли не до стола. Великолепные волосы, никогда такого не видела. За окном уже было темно, я постелила себе и пошла в туалет переодеться и смыть косметику. Когда вернулась, заметила, как из-под простыни вздрагивают плечики Лили. Она плакала. Ну, думаю, что я такого сделала-то? Открываю ноутбук и вижу мой рассказ «Ведьма» в Самиздате — я его редактировала. Лилия, когда открыла мой ноутбук, на него, наверное, и наткнулась. Не все люди это понимают, и я решила сделать шаг к примирению и выяснить, что же случилось.
Оперившись на свою полку, я подтянулась к Лиле и говорю — мол, Лилечка, давайте поговорим, я не знаю, что вы там такого страшного прочитали. Но поверьте, не так страшен чёрт, как его малюют. Давайте я схожу куплю у проводника сливок, и мы попьём кофейку и поговорим.
Лиля резко отдёрнула простыню, своей же косой утёрла нос и стала слезать вниз. Такие движения все агрессивные, что я подумала, как бы мне в Волгоград с синяком не приехать. Она слезла и уселась рядом со мной. Я пошла купить сливки и заодно принести кипятку. Кондиционер исправно работал, и уже становилось немного зябко в вагоне.
Надо было как-то начинать разговор, но Лиля меня перебила:
— Я расскажу, почему у меня такая реакция на ваши рассказы. Я же не глупый человек, прекрасно понимаю, что просто так вы такие вещи писать не будете. Вы с этим как-то связаны. Хотя, если честно, я удивлена — всё, о чём вы пишете, надо скрывать, а вы это на обзор выставляете. Людям не нужно это, понимаете? У вас же там все названия — то ведьмы, то лешие, то домовые… Ну жить-то страшно становиться. Я этого боюсь, расскажу почему.
Я сама городская, но каждое лето меня отправляли к бабке моей на хутор. Также приезжали и другие внуки. У бабани был огромный огород, и она его уже не могла содержать, надо было полоть и много поливать. Мы приезжали и помогали. Меня Бог не обидел, всё было при мне, а вот с волосами проблемы были. Вся родня смеялась — мол, девка красивая, а волос — три тычины на голове. Очень редкие волосы были и постоянно выпадали.
Понравилась я там одному местному парню. Петро его звали, на лето пастухом работал. Все деревенские парни на лето работали, то пастухами, то в поле. А мне стыдно было, я ж городская, а тут какой-то пастух ухаживает. А Петро ночевал возле нашего дома и в саду спал, свернувшись калачиком, только чтоб рядом со мной быть. Неприметный такой, угрюмый, не понравился он мне, и стала я его избегать. А тут к бабане ещё родня приехала и нам с сестрой постелили на летней кухне, в хате мест уже не было. Дверь на кухне не закрывалась, да и бояться было не кого, все друг друга знали. Мы легли с сестрой и вскоре уснули.
Проснулась я утром и смотрю: сестра сидит за столом и смотрит на меня. В глазах ужас застыл. Я перевела её взгляд на себя, смотрю, а у меня на груди тарантул сидит, у нас в степи много их развелось. Но этот паук был лохматый и просто огромный. Он встал в позу угрозы и резко меня укусил за грудь. Я заорала, то ли от боли, то ли больше от испуга. Залетел отец и смял паука в ладони, только жижа между пальцев полилась. Мне стало плохо, вызвали фельдшера, он сказал, что в данный момент эти пауки не ядовитые, но укол сделал и ушёл.
К ночи у меня поднялась температура, меня тошнило и выворачивало. Пришёл меня проведать Петро — как зашёл, так мне хорошо стало. Ушёл — мне опять плохо. Бабуля моя это дело заприметила и позвала с соседней улицы бабку одну. Та пришла, глянула на меня и давай меня раздевать и оглядывать. Потом поворачивается и говорит:
— Сделано сильно, с живым существом сюда пришло и на двух ногах ушло. Поворачивается и говорит мне, мол, кому из женихов отказывала или нет? Я ей и сказала, что Петру нравлюсь, и что как приходит, так меня боль отпускает. Уходит — и мне плохо становится.
Бабка начала что-то варить на плите, вскоре запахло травами на кухне. Потом подходит и говорит:
— Ты должна мне что-то своё отдать, с чем тебе расстаться тяжко.
Моя бабуля попыталась встрять в разговор, но та её отстранила. Я задумалась, с чем мне трудно расстаться. А бабка между делом подаёт мне стакан с отваром и говорит:
— Волосы мне свои отдай.
Я тут как подскочу — говорю, мол, у меня они и так жидкие, я ж лысая буду совсем. А она подошла близко и говорит:
— Лысая, да живая. Не хочет этот парень, чтоб ты жила да другому досталась, через неделю умрёшь. Соглашайся, и мы накажем, того, кто с тобой это сотворил. Сегодня же ночью и узреешь, к кому твой Пётр обращался. Она сама к вам придет.
Я согласилась. Мне дали чёткие указания, что делать и как себя вести. Отвар выпила, и бабка ушла, выдрав у меня из головы несколько волос. Бабушка от меня не отходила, вместе и спать легли.
Ночью стали стучать в ставни — бабушка на ночь их накрепко заперла. Сперва негромко, а потом уже посильнее. Тут мы услышали голос:
— Матвеевна, открой, мне спичек надо взять у тебя, свет в доме потух.
Мы молчим, но по бабушкиному виду я поняла, что бабуля узнала голос. Опять стук, прямо по всем окнам сразу, куры в курятнике стали сходить с ума. Потом опять у самого крыльца:
— Матвеевна, ну выйди, хоть соли дай.
Мы опять сидим, молчим. Страшно обеим, бабулю мою трясти стало, я за неё испугалась. Тут начали в сарае стёкла биться, кто-то швырял все, что попадало в руки. Потом резкий рык в окно:
— Открой по-хорошему, немедленно открой мне дверь, всех кур твоих поморю, сама ходить под себя будешь. Открой мне дверь!
Крикнул наш петух, всё сразу поутихло, но мы не спешили выйти во двор. Вскоре в окно тихо постучали и бабушку позвали по имени. Мы вышли, перед нами стояла вчерашняя бабка. Они с бабушкой прошли в летнюю кухню, а я так и осталась стоять на крыльце. Все цветы были в огороде поломаны, а какие выдраны с корнем. Вскоре бабушка вышла вместе с нашей гостьей, и направились ко мне. Баба Агафья (так звали эту старушку) подошла ко мне и говорит:
— Ты не печалься за волосы-то, как только я умру, у тебя их столько будет, что все будут завидовать — главное, не стриги, это твоё здоровье.
С тем и ушла. На следующее утро я узнала, что Пётр упал с мопеда и сломал ногу, да так сильно, что его повезли в областную больницу. Наша ночная гостья, которая ломала ставни, как мне сказала бабушка, через неделю преставилась, умерла возле своего туалета во дворе. Бабуля так и не сказала мне, кто это была.
Волосы мои по приезду в город почти все вылезли, я ходила в беретке, и многие думали, что я больна. Позже я купила парик из настоящих волос, и уже никто не мог догадаться, что это не мои собственные волосы. Но через пару лет у меня стали появляться мои, густые волосы. Росли быстро, как по волшебству. Я поняла, что бабка Агафья умерла. И до сих пор не стригу их, тяжело с ними, но помню наказ. Теперь вы понимаете, как я ко всему этому отношусь, а тут вы про это же и пишете. Меня просто надо понять.
Лиля, завернувшись в одеяло, тоскливо смотрела в окно, отхлёбывая свой кофе.
Я была ошарашена рассказом. Эта женщина имеет право плохо относиться к ведьмам, потому что пережила много худого в своей жизни. Мы ещё много говорили, обменялись телефонами, обещали звонить друг другу и не теряться. В Волгограде мы тепло попрощались и разошлись. Вот такая встреча у меня состоялась в поезде Москва — Волгоград.

Поезд призрак

Это была жуткая ночь, на улице моросил дождик, и луна пряталась за тучами, нас было четверо. Мы — обычные парни из обычной жизни, в нас нету ничего экстраординарного, да и в жизни нашей до того дня не происходило ничего удивительного или пугающего, именно до такого состояния чтобы кровь застыла в жилах, а волосы на голове встали дыбом, причем, я говорю об этом буквально!
В эту злосчастную ночь мы сидели в беседке, курили, пили пиво, говорили о разной фигне, пока один из нас, а именно Максим, не предложил сходить в соседнею деревню к девчонкам.
Видете ли, так получилось что в нашей деревне со слабым полом совсем плохо, точнее, его просто нет, ну если конечно не считать бабулек на лавочке, которые уже плесенью успели покрыться, простите меня ради бога за то, что я так выражаюсь о пожилых людях, но у нас в деревне иначе о них никто не говорит, молодежи мало, и каждому из нас эти фурии, которые еще царя-батюшку видели, перемывают кости по миллион раз на дню.
Макс предложил сходить, но идти через поле до деревни по размытой дороге было проблемно и того не стоило, дошли бы мы поросятами, поэтому решили идти по старой железке, она проходила недалеко, максимум — мы бы отклонились на 1000, 700 метров, но в конце железки начинался асфальт, так что не страшно.
Немного помозговав и поняв, что делать нам нечего, а идти спать честь не позволяет мы отправились в наш недолгий, но всё-таки путь, в общей сложности до соседней деревни всего 3 км, плюс с отклонением — 4 где-то выйдет, для нас такой поход — не первый в жизни, так что час пути нас пугал не сильно, мы вышли на железку и отправились по щебню, проклятый дождь, казалось, стал усиливаться, и где-то даже раздался раскат грома, мы уже решили отказаться от идеи идти к слабому полу, но тут мы увидели то, что увидеть было нельзя, старые проржавевшие рельсы стали немного покачивается и как бы музицировать, что ли, мерзкий скрежет металла, доносился до наших ушей где-то за поворотом старой железки.
Мы услышали как в лесопосадке раздалось уханье филина, и машинально повернули на него голову, и в этот самый момент мы увидели поезд, который мчался на нас, мы четверо стояли
как завороженные и смотрели, как на нас движется гигантский состав, так как все естество, конечно, сковывал шок! В какой-то момент, наверное, собравшись из последних сил, мы отпрыгнули с пути. Но только втроем, Макс в оцепенении так и остался стоять по средине старой железки, и мы увидели как поезд прошел сквозь него или, правильней сказать — он сквозь поезд, мы слышали крики людей которые молили о помощи из окон поезда, мы видели детей, лица которых были искажены мукой и нечеловеческими страданиями, возможно, они не прекращали плакать никогда… Когда весь состав прошёл сквозь Макса, тот стоял на коленях, под ним была лужа сами понимаете чего, его лицо стало похоже на лицо безумца, а губы подрагивали в такт удаляющемуся составу, Максим буквально сошёл с ума.
Вы можете мне не верить, и я вас не осужу за это, наверное, даже пойму, но лично я никогда не забуду ту ночь, и те лица внутри поезда, может, это и есть ад?